«Образ рассказчика в современной дневниковой прозе: языковой аспект»

Становление и развитие последнего направления достаточно значимы: теоретическая потребность в новых подходах к интерпретации текста в языковом аспекте без механического разъятия содержания и формы возникла после появления структуралистских концепций Ж. Деррида (теория деконструкции) и Р. Барта (см. противопоставление понятий «произведение» и «текст»). В.А. Кухаренко отмечает: «<…> признавая правомерность и возможность ряда интерпретаций одного произведения, не следует впадать в крайность и делать вывод о полном произволе интерпретатора» [Кухаренко 1988: 8]. «Ткань текста создает сама материя языка» [Васильева 2008: 94]. Истолкование целого текста как универсальной формы коммуникации и феномена культуры предполагает «восстановление первоначального ритмоощущения творца» [Шалыгина 2007] через анализ языкового выражения им созданного. Своеобразное определение цели такой рациональной интерпретации дает Б.А. Успенский: «Если монтаж – опять-таки в общем смысле этого слова <…> – может мыслиться применительно к порождению [здесь и далее курсив наш – Н.А.] (синтезу) художественного текста, то под структурой художественного текста имеется в виду результат обратного процесса – его анализа» [Успенский 2000: 16].

В.Б. Касевич, устанавливая соотношение между общей теорией коммуникации и лингвистикой как теорией языка, приходит к выводу о функциональности такого соотношения. При этом под теорией языка исследователь понимает конгломерат, слагающийся «из теории языковой системы, теории речевой деятельности как функционирования системы и теории текста как продукта такого функционирования». Интерпретация в рамках описываемого подхода такова: «<…> если исходить из функций, то теория языка – лингвистика – изучает языковые средства, процесс их использования и продукт этого процесса, а теория коммуникации – цель использования языковых и неязыковых средств, а также достигаемый соответствующими процессами результат». Таким образом, В.Б. Касевич, оперируя терминологией общего языкознания и теории коммуникации, говорит, в сущности, о перспективности третьего направления стилистики текста, интегрирующего данные из различных сфер не только филологии, но и гуманитарного знания вообще.

Анализ языковой композиции произведений словесности в рамках такого комплексного подхода позволяет выявить наиболее перспективные пути исследования целого текста, а также идиолекта писателя, что и обусловливает актуальность работы. Актуальность определяется еще и тем, что анализ языкового выражения образа рассказчика как ключевого компонента языковой структуры дневникового текста правомерно считать определенным этапом интерпретации.

Достаточно значимым нам представляется следующий фактор, влияющий на раскрытие темы.

В конце 90-х годов ХХ века, в силу культурно-исторических преобразований в стране, в русской литературе наряду с господствующим постмодернизмом начинает набирать силу «новый реализм» (понятие предложено С.М. Казначеевым на конференции Московской писательской организации в марте 1997 года; см. также понятия «постреализм», «неореализм»). Интересна, на наш взгляд, мысль В.М. Жирмунского о природе подобных явлений: «Эволюция стиля как системы художественно-выразительных средств или приёмов тесно связана с изменением общего художественного задания, эстетических навыков и вкусов, но также – всего мироощущения эпохи» [Жирмунский 2003: 55].

Изменяется не только герой, но и отношение к нему автора, который перестает быть наставником, учителем, вставая на одну горизонталь как со своими персонажами, так и с читателем. Это обусловило характерную черту литературы последнего десятилетия – присутствие в ней активного личностного начала и даже собственно автора, при этом происходит ослабление сюжета и усиление документальности (например, в жанре non-fiction документальность является ведущим принципом организации повествования). С. Есин отмечает: «Современный читатель серьёзной литературы давно понял вторичность сюжета для собственных переживаний. <…> Следовательно, задача современного романиста и повествователя заключается в том, чтобы выдуманный мир как можно плотнее прилегал к настоящему, существующему. Написать роман так, чтобы было неясно, кто же его пишет – автор, один из героев или издатель» [Есин 2005: 152].

Обозначенной выше тенденцией объясняется ещё одна особенность современного литературного процесса: дневники и автобиографии, распространившиеся в России с середины ХIХ века и призванные запечатлеть и материализовать в слове человеческую память, вновь (возрастание интереса к мемуарам и дневникам отмечалось в прозе конца 50-70-х гг. ХХ в. [Языковые процессы… 1977]) обретают популярность. Например, в 2001 году Научно-исследовательским информационным центром МГУ М.В. Ломоносова создан сайт Universitas personarum, на котором размещаются эго-тексты – дневники, записные книжки, воспоминания и т.п. – писателей, учёных, художников, литераторов. Подобная письменная форма выражения искренности может быть рассмотрена как знаковый показатель открытости текста. «Дневниковость <…> даёт возможность естественно объединить слои внешней жизни и духа. Канонические жанры <…> с этим не справляются. «Дневник» заявляет собою предельную степень откровенности автора о себе и о жизни. Но откровенность должна быть не суетная, мелкая, бытовая, а мыслительно, духовно общезначимая» [Новый реализм 2006: 116]. Созвучную мысль находим у М.М. Бахтина: «Поступок художественного творчества <…> имеет дело только с предметными значимостями, на которые направлена художественная деятельность, а если художник и стремится вложить свою индивидуальность в своё творчество, то эта индивидуальность не дана ему как определяющий его акт, но задана в предмете, есть ценность, ещё предстоящая к осуществлению в нём, она не носитель акта, а его предмет, и только в предмете она входит в мотивационный контекст творчества» [Бахтин 1986: 130].

Интимность, исповедальность и приватность дневника сменяются публицистичностью, установкой на массовое прочтение и открытостью, поэтому автокоммуникация как доминанта жанра проявляется на качественно ином уровне. Так, по мнению Т.Г. Кучиной, в литературе ХХ-ХХI вв. вопрос об аутентичности прочтения собственной жизни и понимания собственного «я» уже не задается [Кучина 2007: 18]. Мы считаем возможным говорить о смещении канала коммуникации «Я – Я» в сторону линии «Я – Он» и, соответственно, модификации языковой композиции дневниковых текстов. Последняя понимается нами как система динамического развёртывания словесных рядов (термин введён В.В. Виноградовым в 20-е гг. ХХ века) в сложном единстве целого [Виноградов 1971: 49]. В.В. Виноградов и его последователи используют определение «словесный» в широком смысле (ср.: классическая словесность первой половины ХIХ в. как совокупность наук о языке и литературе), а потому организующие языковую композицию словесные ряды (ср.: «словесные массы» у В.М. Жирмунского, «словесная материя» у В.В. Кожинова) слагаются, в свою очередь, не только из слов, но и словосочетаний, различных синтаксических моделей, тропов, фигур, разных форм и типов речи. При этом определяющим признаком слова (в составе словесного ряда) «может быть не значение или стилистическая окраска, а морфологическая форма или словообразовательные, звуковые особенности» [Горшков 2008: 147]. В словесный ряд разноуровневые языковые единицы объединяются на основе каких-либо общих признаков [Горшков 2008: 149], например:

- денотативная сфера: предметно-событийный, ряд прямых наименований и их разновидности;

- принадлежность к определённой сфере употребления: разговорный, публицистический, художественный, научный, официально-деловой словесные ряды и их разновидности;

- связанность с предметно-логической или эмоционально-экспрессивной стороной текста, включённость в приём построения текста (ср.: «контекстно-вариативное членение» у И.Р. Гальперина, «регистры речи» у Г.А. Золотовой, «конструктивная схема» у В.В. Одинцова): образно-иронический, предметно-логический, метафорический, межтекстовый, метатекстовый и их разновидности.

В ходе динамического развёртывания языковой композиции конкретного текста словесные ряды модифицируются, варьируются, вступают в сложные отношения друг с другом, однако остаются очерчены границами определённых образов. Специфика функционирования словесных рядов в рамках конкретного произведения словесности обусловлена идиостилем автора.

Понятие «словесный ряд» в настоящее время активно используется не только в рамках научных (в том числе диссертационных) исследований (Г.Д. Ахметова, Н.Н. Глухоедова, Н.М. Годенко, А.И. Горшков, А.В. Иванова, М.В. Иванова, Л.Ю. Папян, Ю.М. Папян, Э.Н. Поляков, С.Ю. Феофилактова, А.А. Чувакин и др.), но и в практике школьного обучения филологическим дисциплинам. В качестве рабочего определения мы выбираем дефиницию, предложенную А.И. Горшковым: словесный ряд – «представленная в тексте последовательность (не обязательно непрерывная) языковых единиц разных ярусов, объединённых композиционной ролью и соотнесённостью с определённой сферой языкового употребления или с определённым приёмом построения текста» [Горшков 2008: 158].

Г.Д. Ахметова классифицирует словесные ряды по составу слагающих их единиц: низшие (словесно-звуковой, ритмико-интонационный, графический), средние (лексико-фразеологический, грамматический и т.д.) и высшие (межтекстовый, смысловой). Виды низших и средних словесных рядов выделяются в соответствии с занимаемым составляющими их единицами языковым ярусом [Ахметова 2002: 80-81]. Высшие словесные ряды пронизывают и вбирают в себя низшие и средние, но качественно отличаются от них: так, межтекстовый словесный ряд – это отсылки к другому тексту (от слова до ССЦ); графический словесный ряд (см., например, [Ахметова 2006], [Ахметова 2003], [Вишневецкая 2007], [Максимов 2005], [Романов 2006]) формально представлен разрядкой, курсивом, изменением размера шрифта, подчёркиванием, смайликами и т.п. На наш взгляд, к графическому словесному ряду примыкает так называемое виртуальное произношение – закреплённые графически явления фонетической изобразительности звучащей (чаще всего разговорной) речи. Данный термин введён Г.Д. Ахметовой, выделившей также три разновидности вербализации данного феномена [Ахметова 2008: 42-49]: 1) графическое отражение реальных особенностей произношения; 2) графическое отражение гипертрофированного произношения; 3) «игра звуками», основанная на фонетическом слухе и создающая экспрессивность общения, заменяющая разговорные интонации и невербальные средства общения. Первые две разновидности виртуального произношения исследованы и систематизированы, но лишь со звуковой стороны, с позиции звучащей речи. Так, В.П. Москвин, анализируя приёмы контрастного акцентирования в художественных текстах, даёт их классификацию, однако характеризует лишь произносительный аспект явлений, не давая определения феномена в целом.

В докторской диссертации В.Т. Садченко «система невербальных графических знаков, используемых в художественном тексте», определяется как «семиотическая система» [Садченко 2009: 8]. При этом отмечается, что «средства вторичного семиозиса характеризуются полевой организацией» [там же: 8], значит, в нашем понимании, объединяются в графический словесный ряд.

Содержанию понятия «графический словесный ряд» близка сущность стилистического приёма «графон» [Энциклопедический словарь-справочник… 2005: 106-109], заключающегося в значимом отклонении от графического стандарта и/или орфографической нормы с целью конденсации нескольких смыслов в одном языковом знаке.

Словесный ряд необходимо отличать от семантического поля (подобное отождествление встречается, например, у Т.А. Карпинец, Н.А. Николиной, Л.А. Новикова, М.Я. Полякова), являющегося категорией лингвистики текста, занимающейся вопросами структуры языка. Показательна, на наш взгляд, мысль Ю.М. Папяна: «<…> Постулируя наличие общего (интегрального) семантического признака, категория поля ведёт только к поиску значения, позволяющего объединить языковые средства вокруг инварианта, и не может помочь понять текст в динамике, для которой больше важны смысловые и экспрессивные различия, чем схождения; а динамика развёртывания языковых единиц – одно из главных, если не главное, свойство текста» [Папян 2008: 38].

Следует также обозначить разницу между словесными рядами и композиционными отрезками: первые динамичны, «отражают глубинное деление текста» [Ахметова 2002: 64]; вторые линейны, статичны.

В.Г. Костомаров отмечает, что текст соткан из конструктивно-стилевых векторов, представляющих собою «отвлечённые стилевые установки, задающие не определённые наборы средств выражения и приёмы их конструирования, но специфичные направления их выбора из общего источника, становящегося на глазах всё более однородным в функциональном плане» [Костомаров 2005: 62]. Исследователь пишет: «Континуум стилевых явлений может исчисляться <…> векторными полями – разными связями внеязыковой и языковой действительности; сама же стилистика текстов может изображаться как многомерное векторное пространство, совокупность всех векторных полей» [там же: 67]. Таким образом, вводя в научный обиход новую терминологию, В.Г. Костомаров говорит о явлении, обозначенном ещё В.В. Виноградовым: взаимодействие словесных рядов (конструктивно-стилевых векторов) обеспечивает связь композиционных отрезков (векторных полей) и обусловливает динамику языковой композиции (векторного пространства).

Модификация языковой композиции современной прозы стала возможна и в силу того, что стилистка нового реализма как художественного течения оказалась абсолютно открытой для происходящих в системе русского литературного языка процессов (словообразовательная активность, стилистическое переосмысление и перераспределение лексики, переходные явления в грамматике, экономия языковых усилий путем парцелляции и усиления роли вставных конструкций, усиление синтаксической компрессии и редукции и т. д. [Валгина 2001]). В свою очередь, внутри произведений словесности как диссипативных систем возросла активность «собственно текстовых» языковых процессов [Ахметова 2006]: 1) модификация приёмов субъективации, проявляющаяся, например, в свободном переходе от одного грамматического лица к другому (условность грамматического лица); 2) усиление роли межтекстовых связей; 3) феномен публицистической прозы; 4) уход в метафору; 5) «взрыв» в авторском словообразовании; 6) грамматические сдвиги (например, образование наречий от относительных прилагательных, расширение грамматических границ притяжательных прилагательных, смешение категорий одушевлённости-неодушевлённости, невыделенная прямая речь и т. д.); 7) усиление графической изобразительности (креолизация); 8) виртуальное произношение.

Названные процессы, проявившиеся в языковом материале целых текстов, усилили динамику языковой композиции, что отразилось в своеобразии языковой экспликации текстообразующих категорий «образ автора» и «образ рассказчика». О возможности подобных модификаций писал В.В. Виноградов: «<…> в стилевые и композиционные формы литературно-художественных жанров включаются разнообразные по своему стилистическому характеру социально-речевые средства, и тогда соотношение между литературными жанрами и стилями языка делается новым, необычным. И всё это сказывается и отражается в структуре образа автора» [Виноградов 1971: 107]. Разумеется, данная мысль о модификации языкового выражения может быть отнесена и к образу рассказчика как одному из ликов автора, что обусловливает выбор объекта и предмета исследования.

Объект исследования – образ рассказчика в таком речевом произведении, как современная дневниковая проза.

Предмет исследования – языковая структура образа рассказчика как текстообразующей категории в дневниковой прозе С. Есина, В.Гусева.

Цель работы – анализ языковой структуры образа рассказчика (на материале современной дневниковой прозы) в аспекте стилистики текста, в том числе – с позиции адресованности. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) определить в аспекте стилистики текста сущность категории «образ рассказчика» и типы её соотношения с категорией «образ автора», а также обозначить способы языкового выражения образа рассказчика;

2) рассмотреть способы языкового выражения категории адресованности в дискурсе рассказчика на материале дневников С. Есина и В. Гусева;

3) проанализировать специфику языкового выражения образа рассказчика в дневниках С. Есина;

4) проанализировать языковую организацию образа рассказчика в дневниковой прозе В. Гусева;

Под языковой структурой образа рассказчика понимаем структуру, которая организована взаимодействием разноуровневых словесных рядов. Отметим, что понятия «языковая структура образа» и «языковая организация образа» в рамках данного исследования выступают в качестве синонимичных.

Также представляется необходимым введение рабочего определения дневниковой прозы. Основываясь на дефинициях дневника как одной из форм бытования современной литературы (см. [Боброва 2006], [Боброва 2007], [Кобрин 2003], [Михеев 2007], [Орлова 2004], [Отшельник], [Чернец 1980]), под дневниковой прозой мы будем понимать ориентированный на документальность и автобиографичность жанр литературного творчества, в котором автор выступает одновременно субъектом и объектом интеллектуально и духовно значимого перволичного повествования, состоящего из датированных записей.

Методологической основой исследования явились труды М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, В.М. Жирмунского, Ю.М. Лотмана, В.В. Одинцова, А.А. Потебни, Б.В. Томашевского, Б.А. Успенского, В.Б. Шкловского, Д.Н. Шмелёва, Л.В. Щербы, Г.Д. Ахметовой, А.А. Ворожбитовой, Б.М. Гаспарова, А.И. Горшкова, Ю.Н. Караулова, М.Н. Кожиной, М.Ю. Михеева, Е.В. Падучевой, В.Т. Садченко, Н.И. Формановской и др. Работы данных учёных посвящены детальному изучению языка с позиции его употребления и соотнесённости с действительностью, проблемам интерпретации текста как структурно-семантического единства, анализу построения и функционирования словесного художественного образа, а также вопросам идиостиля конкретных авторов.

В работе использованы следующие методы: общенаучный метод наблюдения за особенностями языкового выражения образа рассказчика как организующего начала целого текста; общефилологические методы – контекстологический анализ для выявления и классификации словесных рядов в составе языковой структуры образа рассказчика; компонентный анализ при разложении словесных рядов на составляющие их значение разноуровневые языковые единицы; челночный метод [Бабайцева 2000] при распределении языковых единиц по ярусам с последующим перераспределением в словесные ряды, организующие образ рассказчика.

Материалом исследования послужили дневники С. Есина и В. Гусева.

Сергей Николаевич Есин, окончивший филологический факультет МГУ и несколько лет работавший в Литературном фонде РСФСР, начал писать и публиковаться в 60-е годы (повесть «Живём только два раза», рассказ «При свете маленького прожектора»), получил признание после выхода романа «Имитатор» (1985 г.). С 1987 года работает в Литературном институте им. А.М. Горького, с 1992 г. по 2006 г. – в должности ректора. В настоящее время является секретарём Союза писателей России, заведует кафедрой литературного мастерства писателя. Появление жанра дневника в своём творчестве С. Есин объясняет несколькими причинами: во-первых, «некое обращение к живым, тайная мысль, что после смерти эти строчки могут оказаться востребованными» [Есин 2004: 195]; во-вторых, «организация своего внутреннего духовного начала и своего быта» [там же: 196]; в-третьих, дневник – это «наклёвушки сюжетов», некое «упражнение», к которому писатель «прибегает, когда возникает пауза в его основной работе» [там же: 198]. Так, вышедшая в 2009 году книга С. Есина «Твербуль, или Логово вымысла» представляет собою синкретизм эстетически завершённой художественной реальности (собственно романа) и дневниковых записей (документальное эмпирическое начало), обращение к которым необходимо для понимания содержательной структуры целого теста.

Владимир Иванович Гусев, окончивший филологический факультет Воронежского университета, работал консультантом Союза писателей СССР. Начал печататься с 1955 года, с 1970 года преподает в Литературном институте им. А.М. Горького. В. Гусев – автор более 1500 публикаций в периодических изданиях, а также нескольких десятков романов и сборников рассказов (полная библиография трудов представлена в издании «Координаты: Книга о В.И. Гусеве»). В настоящее время заведует кафедрой теории и литературной критики, является председателем правления Московской городской организации Союза писателей. К жанру дневника В. Гусев обращается ещё в 60-х, но ведущие позиции эта форма занимает в его творчестве лишь в 90-е годы. «Это не дневник-хроника, а скорее дневник души, хотя и хроника присутствует; это не дневник в собственном смысле, хотя все записи подлинны, а некое произведение, в котором отсутствует сугубо личное и присутствует личное – общезначимое на взгляд автора» [Гусев 1995: 3]. В марте 2009 года состоялся творческий вечер В. Гусева в ЦДЛ, на котором он ещё раз обозначил специфику своих дневников: «Мои "Дневники" – это особый художественный жанр, который я воспринимаю как высшую форму художественной и философской свободы» [цит. по: Силкан 2009].

Дневники С. Есина и В. Гусева правомерно рассматривать как эго-документы, как «своеобразную лабораторию будущих образов и сюжетов» [Литература и документ… 2009: 206]. Рассказчик в данных текстах максимально близок автору, а потому анализ языковой структуры образа рассказчика позволяет раскрыть ряд особенностей модели художественного сознания писателя (см., например, [Антипова 2008: 291]).

Отметим, что вопрос о различии дневников «литераторов» и «нелитераторов» освещался М.Ю. Михеевым в рамках Международной научной конференции «Лингвистика и поэтика в начале третьего тысячелетия» (Институт русского языка им. В.В. Виноградова, 24-28 мая 2007 г.).

Общий объем проанализированных дневников писателей Литинститута составляет 3624 с. (дневники С. Есина – 2548 с., дневники В. Гусева – 1076 с.). В рамках диссертационного исследования представлен анализ наиболее показательных (в связи с поставленными нами задачами) контекстов.

Положения, выносимые на защиту:

1. Образ рассказчика, создаваемый движением и взаимодействием определённого спектра словесных рядов, является организующим центром динамически развивающейся языковой композиции современной дневниковой прозы.

2. Своеобразие языковой структуры образа рассказчика в дневниковой прозе С. Есина и В. Гусева обусловлено модификацией доминанты жанра: в силу открытости дневника автокоммуникация проявляется на качественно ином уровне, занимая промежуточное положение между позициями «Я – Я» и «Я – Он». В речевой сфере рассказчика адресованность становится одной из ключевых категорий. Стилистический анализ данной категории позволяет реконструировать авторскую языковую картину мира и определить своеобразие идиостиля писателя.

3. Организующим центром языковой композиции современной дневниковой прозы писателей Литинститута является неявный рассказчик, что определяет выбор спектра словесных рядов и характер отношений между ними в составе языковой структуры данного образа.

4. Активные языковые процессы, происходящие в современной прозе, находят отражение в языковой структуре дневникового рассказчика.

Научная новизна работы определена, во-первых, выбором материала исследования (дневниковая проза С. Есина, В. Гусева), который ранее не становился предметом филологических исследований, во-вторых, спецификой подхода к анализу языковой структуры образа рассказчика – впервые исследование данной категории на обозначенном материале представлено в аспекте стилистики текста.

Теоретическая значимость исследования обусловлена тем, что научные выводы, представленные в работе, могут явиться основой дальнейшего фундаментального изучения проблемы организации языкового материала в произведениях новейшей литературы, в частности, – в дневниковой прозе.

Практическая значимость заключается в возможности использования (и использовании) результатов исследования при разработке элективных курсов школе, в применении результатов лингвистического анализа образа автора на уроках литературы, посвященных этой теме, в знакомстве школьников с особенностями и спецификой языковых процессов, характерных для литературы на современном этапе её развития.

Структура работы: выпускная квалификационная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, включающего в себя 213 наименований, перечня источников, приложения.

Проблема «образа рассказчика» разрабатывалась преимущественно в трудах литературоведческой направленности. Однако необходимо учитывать, что «образность художественного произведения — сфера слияния свойств языковой, речевой и литературной образности» [Халикова 2004: 35].

Остановимся на философско-эстетической концепции М.М. Бахтина. Предложенная им теория диалога выражена в оппозиции «я – другой», где «я» – обладающий авторитарным словом автор, а «другой» – диалогическое начало текста, образ реального автора, включающий образ рассказчика в рассказе от «я», образ героя автобиографических произведений (автобиографии, исповеди, дневники, мемуары и др.), лирического героя и т.п. [Бахтин 1986: 304]. Определяя литературные жанры как вторичные, складывающиеся из различных трансформированных первичных, исследователь пишет, что эти жанры сложного культурного общения «разыгрывают формы первичного речевого общения. Отсюда-то и рождаются все эти литературно-условные персонажи авторов, рассказчиков и адресатов» [там же: 295]. Рассказчик для М.М. Бахтина – «частично изображённый автор», входящий в текст как часть «чистого автора», это тот «возможный другой», сознание и «ценностный контекст» которого «организуют поступок, мысль и чувство там, где они приобщены в своей ценности к миру других» [там же: 142].

Русская школа формализма (начало ХХ века) рассматривала образ рассказчика как «ярлык жанра». Б.М. Эйхенбаум в работе «Как сделана "Шинель" Гоголя» говорит о рассказчике в связи с композицией новеллы, считая, что присутствие личного тона автора в качестве организующего начала – необходимое условие создания сказа: выдвижение на первый план рассказчика позволяет перенести центр тяжести от сюжета к приёмам создания сказовой манеры [Эйхенбаум 1969]. Для Ю.М. Тынянова образ рассказчика – рудимент жанра рассказа. Исследователь пишет: «Существуют явления стиля, которые приводят к лицу автора; в зачатке это можно наблюсти в обычном рассказе: особенности лексики, синтаксиса, а главное, интонационный фразовой рисунок — всё это более или менее подсказывает какие-то неуловимые и вместе с тем конкретные черты рассказчика; если рассказ этот ведётся с установкой на рассказчика, от лица его, то эти неуловимые черты становятся конкретными до осязательности, складываются в облик <…>» [Тынянов 1977]. Б.В. Томашевский в работе «Теория литературы. Поэтика» определяет образ рассказчика как композиционный сказовый приём, используемый наряду с обрамлением и регрессивными связками: «Разработка сказовой манеры выражается в выработке специфического языка (лексики и синтаксиса), характеризующего рассказчика, системы мотивировок при вводе мотивов, объединяемой психологией рассказчика, и т.п.» [Томашевский 1997]. При этом Б.В. Томашевский отмечает, что «ни одна из сказок не имеет отношения к рассказчику. Для обрамляющей фабулы необходим только мотив рассказывания, причём совершенно безразлично, о чём будет рассказано». В.Б. Шкловский считает введение рассказчика сюжетным приёмом [Шкловский 1983]. Причина такой трактовки образа рассказчика в том, что представители структурального направления основное внимание уделяли архитектонике художественного произведения: текст для них – сумма всех использованных в нём стилистических приёмов. Однако утверждаемый Ю.М. Тыняновым конструктивный принцип динамизма речевого материала – лишь один из аспектов современного функционального исследования языковой композиции [Кайда 2005: 11].

Начало интерпретации образа рассказчика в аспекте стилистики текста было положено в трудах В.В. Виноградова. Так, в работе «О языке художественной прозы» определена специфика данного подхода: «Для стилистики вопрос о функциях рассказчика – проблема семантики. Это – вопрос о потенциальных подобиях лексических колебаний, о связи значений символов с лицом и обстановкой <…>. Стилистическая интерпретация функций рассказчика не совпадает с историко-литературной ни по методу, ни по целям» [Виноградов 1980:. 44].

Категория рассказчика рассматривается В.В. Виноградовым в связи с разработкой понятия «образ автора». Занимаясь проблемами композиции, сказа, монолога и диалога, исследуя стиль конкретных произведений Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Ю. Лермонтова, А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, академик делает вывод: «цементирующей силой» [Виноградов 1963: 92], организующей движение словесных рядов внутри текста, является образ автора. Он – «индивидуальная словесно-речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов» [Виноградов 1971: 151]. Образ автора – «форма словесного построения, композиционные типы которой очень многочисленны <…>» [там же: 189]. Одним из способов выражения образа автора является рассказчик – «речевое порождение писателя», форма его литературного «актерства», «артистизма» [там же: 191].

Поскольку текст есть система взаимодействующих между собой субъектных сфер автора, рассказчика и персонажей, то возникает необходимость очертить границы этих образов. Учёные по-разному подходят к решению данного вопроса.

В.В. Одинцов в работе «Стилистика текста» обозначает пределы: сфера автора – ориентированное на нормы литературного языка повествование, сфера персонажей – включающая разговорно-просторечные элементы прямая речь, сфера рассказчика – диапазон между первыми двумя, с каждой из которых она может полностью или частично совпадать.

В работе О.А. Нечаевой «Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение)» рассказчик трактуется как категория, которая не отличается от речевой структуры автора и наряду с ней входит в понятие «повествователь». Разница между субъектными сферами автора и рассказчика лишь в том, что «повествование рассказчика экспрессивно-эмоциональнее, а отсюда и стилистически разнообразнее», авторское же повествование в этом аспекте более спокойно и ограничено [Нечаева 1974: 148].

В диссертационном исследовании Е.С. Даниловой рассказчик определяется как такое проявление авторского начала, при котором повествователь приобретает личностные характерологические черты [Данилова 2003: 30].

В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» под редакцией М.Н. Кожиной рассказчик рассматривается в связи с разными типами повествователей. Он присутствует в повествовании от первого лица в сказовой манере и проявляет себя через использование характерологических речевых средств, композиционные виды монтажа и лирические отступления.

В диссертационном исследовании Т.В. Губернской, посвящённом анализу специфики языкового воплощения повествователя в прозе М.Ю. Лермонтова, и работах Л.И. Ерёминой, представляющих собою детальный анализ языка художественной прозы Н.В. Гоголя и Л.Н. Толстого, выводится порождаемый автором образ рассказчика-повествователя, отграниченного от авторской речевой сферы. Думается, что некоторые наблюдения и выводы, сделанные Т.В. Губернской и Л.И. Ереминой, близки аспекту стилистики текста, а потому представляют определённый научный интерес в рамках данной работы.

Н.Д. Тамарченко, исследуя в общетеоретическом ключе структуру эпического произведения, отмечает: «<…> Мы можем определить инвариантную для эпики речевую структуру как сочетание речи изображающей (т.е. так называемой «авторской», принадлежит ли она повествователю или рассказчику) и речи изображенной, которую изображающий речевой субъект – посредник между двумя действительностями – либо включает в своё высказывание (большая часть классической эпики), либо, наоборот, дополняет её своей речью (все <…> разновидности эпических жанров Нового времени, где повествование почти отсутствует: эпистолярные романы и повести; повести в форме дневника, исповеди; роман-монтаж)» [Тамарченко 2001: 27-28]. Как видим, Н.Д. Тамарченко разводит речевые структуры рассказчика и повествователя, включая их в субъектную сферу автора.

При интерпретации произведений словесности, в которых речь рассказчика и персонажей может полностью соответствовать литературной норме, а авторское повествование – включать выходящие за рамки литературной нормы компоненты, возникает необходимость исследования и дифференциации речевых сфер на более глубоком, предполагающем проникновение в «ткань» текста уровне. Действенным и результативным становится анализ точки видения и/или мены точек видения, рассматриваемой А.И. Горшковым как наиболее «тонкий» способ выражения образа рассказчика.

Точка видения – некая условная точка в пространстве и времени, с которой автор или рассказчик наблюдают всё изображаемое (ср.: «точка зрения» у М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, М.Б. Жирмунского, Б.О. Кормана, М.Ю. Лотмана, Б.А. Успенского, В.Б. Шкловского, Е.В. Богачёвой, А.Т. Гулак, В.И. Тюпы, В. Шмида и др.; «ракурс видения» у В.Е. Хализева).

В рамках данного исследования предпочтение отдается дефиниции «точка видения», поскольку она, на наш взгляд, более адекватно отражает сущность понятия: обозначение позиции рассказчика или персонажа в созданной автором художественной реальности, то есть внутри текста. «Точка зрения» (составляющая мировоззрения) подразумевает некую ментально-отвлеченную систему взглядов и принципов, то есть находится за пределами текста и может быть отнесена к биографическому автору.

Точка видения в достаточной степени описана Б.А. Успенским в работе «Поэтика композиции». Основываясь на структурно-семиотическом подходе, исследователь анализирует точку зрения в четырёх аспектах, при этом оговорено, что под точкой зрения понимается «не система авторского мировосприятия вообще», а позиция, которую автор/рассказчик/персонаж «принимает при организации повествования в конкретном произведении» [Успенский 2000: 27]. Следовательно, Б.А. Успенский, оперируя термином «точка зрения», анализирует сущность понятия «точка видения». Исследователь отмечает, что идеологический уровень точки зрения наименее доступен формальному исследованию и проявляется в глубинной композиционной структуре произведения, например, в том случае, когда оценивающий субъект сам становится объектом оценки с более общей позиции. Материальным выражением абстрактного идеологического уровня является фразеологический аспект точки зрения, представленный в тексте создаваемой автором речевой характеристикой персонажей, рассказчика-повествователя. Сигналами мены точки зрения в данном случае становятся переключения между авторской, прямой, несобственно-прямой и внутренней речью, чужим словом. Пространственно-временной план точки зрения проявляется в совпадении/несовпадении «координат» автора, рассказчика-повествователя (в работе эти категории не разграничиваются) и персонажей. Психологический аспект, по мнению исследователя, актуализируется в том случае, когда авторская точка зрения опирается на то или иное индивидуальное сознание и является «заведомо субъективной»; это происходит в повествовании от первого или второго лица, поскольку в случае повествования от третьего лица автор обладает даром всеведения, а потому объективен. Б.А. Успенский отмечает, что подобное (в достаточной степени механическое) выделение аспектов точки зрения удобно в теоретическом плане, однако при анализе целого текста становится очевидным, что четыре плана есть грани единого целого.

Докажем данное утверждение на примере композиционного отрезка из дневниковой прозы С. Есина: «Обедал в нашей столовой вместе с Георгием Петровичем. Мы знакомы с ним с 1959 года, когда я привёз в Ярославль выставку живописи «Советская Россия». Мы оба были молоды, Георгий Петрович тогда был лейтенантом. Я дал ему список книг, необходимых для самообразования. Он до сих пор эти книги, которые прочёл, помнит. Я опознал свой почерк по «Истории живописи в Италии» Стендаля. Вообще, в молодости всё равно, какие читать книги, главное, читать хорошие. И если мы в советское время не смогли прочесть Джойса, то читали Стендаля» [Есин 2002: 387]. В приведённом примере рассказчик сначала занимает позицию конкретного человека – персоналии с личным опытом, что выражается через использование местоимения первого лица единственного числа, а пространство локализовано городами Москва-Ярославль. Затем точка видения рассказчика смещается на позицию целой эпохи, нескольких поколений, что отражается в языке через переключение на форму множественного числа, при этом континуум расширяется до масштабов страны – СССР. Таким образом происходит одновременная мена идеологической, пространственно-временной и фразеологической составляющих точки видения рассказчика.

Способы выражения рассказчика обобщены А.И. Горшковым [Горшков 2001: 197-200]: 1) местоимения и формы глаголов первого лица; 2) в случае повествования от третьего лица – характерологические языковые средства, отступающие от литературной нормы (от диалектных и разговорных элементов разных языковых уровней до книжных); 3) точка видения и/или их мена.

Вопрос о точке видения и/или мене точек видения как способе выражения образа рассказчика тесно связан с ещё одной проблемой стилистики текста – соотношением образа автора и образа рассказчика. Спектр данного соотношения достаточно широк, но правомерно говорить о двух главных аспектах: степень близости/отдаленности и многообразие «ликов», в которых является передающий повествование рассказчику автор [Горшков 2001: 186].

Степень близости рассказчика автору способна изменяться в рамках даже одного текста, поэтому возможно выделение четырёх композиционных типов повествования [там же: 200] (композиционно-стилистические виды у В.В. Одинцова [Одинцов 2006: 187]): 1) рассказчик не назван и стилистически не выделяется, ведётся авторское (объективное, объективированное) повествование от 3-го лица; 2) рассказчик обозначен местоимением 1-го лица и формами 1-го лица глаголов или точкой видения, но стилистически не выделяется; 3) рассказчик не назван, но выделяется стилистически (просторечная или книжная лексика, экспрессивный синтаксис и т.д.); 4) рассказчик назван и выделяется стилистически.

Первый композиционный тип предполагает максимальное проявление авторского всеведения: изображение художественной действительности даётся извне, сверху. Повествование, переданное рассказчику, субъективируется, поэтому для трёх остальных композиционных типов характерна точка видения изнутри. Однако иногда образ рассказчика способен расширяться до пределов образа автора [Виноградов 1971: 191], и возникает опасность их отождествления, поскольку повествование рассказчика объективируется [Горшков 2001: 223] и обретает элементы авторского всеведения. Здесь необходимо учитывать, что «любое "я" в художественном тексте – образ. И его функция двойственна: оно одновременно имя субъекта и местоимение, так как является лишь мнимым знаком единства этого субъекта. "Я" определяется лишь предикатами, а не своим номинативным содержанием» [Виноградов 1971: 128]. Эта мысль звучит в диссертационном исследовании Н.М. Годенко: «Само слово "автор" (от латинского auctor) означает, "основатель", "созидатель", "сочинитель, тогда как narrator – это лишь "рассказчик", "пересказчик" и даже просто "перечислитель". Автор создает нечто новое, ещё не бывшее; рассказчик же только пересказывает услышанное и увиденное, так сказать, воспроизводит перечень фактов. Он противостоит автору, как регистратор – творцу» [Годенко 2003: 13].

Достаточно велика ошибка отождествления рассказчика и автора в дневниковой прозе: тексты подписаны создателями, повествование наполнено автобиографическими и документальными фактами, представлены фотографии из личных архивов и т.п. Возникает ощущение первичности речевого жанра, но необходимо помнить, что «факт в художественном творчестве обязательно преодолевается» [Гусев 1999: 42-44]. П.Б. Маслак, исследуя образ рассказчика на материале «Белой гвардии» М.А. Булгакова, приходит к выводу: «<…> такие произведения принято воспринимать как чисто эпические структуры, в которых повествование ведется беспристрастно и отстраненно. При этом такая литературная категория, как рассказчик, практически отождествляется с титульным автором произведения; не учитывается и то обстоятельство, что не только в художественной литературе, но даже при общении на бытовом уровне нередко используется совершенно иной способ подачи материала – через посредника-рассказчика, который выступает в роли самостоятельного персонажа» [Маслак 2000].

На наш взгляд, в дневниковой прозе акт наименования субъекта (Есин, Гусев) служит лишь для обозначения «предела и общего направления в понимании сущности образа рассказчика и стоящего за ним автора» [Виноградов 1971: 128]. Так, у М.М. Бахтина читаем: «Автор биографии живёт несовпадением с самим собою и со своим героем, он не отдает себя всего биографии, оставляя себе внутреннюю лазейку за границы данности, <…> избыток автора переносится в героя и его мир и не позволяет закрыть и завершить их» [Бахтин 1986: 152]. Эта мысль применима не только к жанру биографии, но и к дневниковой прозе: мы имеем дело именно с рассказчиком, который может быть обозначен как неявный (понятие введено Г.А. Ахметовой) [Ахметова 2002: 21-23].

Правомерно утверждать, что языковая композиция дневников С. Есина, В. Гусева организована исключительно образом рассказчика; снимается вопрос о присутствии образа автора в исследуемых текстах, поскольку дневниковое повествование не укладывается в рамки предложенных для фикциональной литературы композиционных типов.

Крайняя степень близости неявного рассказчика (в современной дневниковой прозе) к автору-личности и опасность «подмены» одного другим являются прямым отражением «ориентационного эгоцентризма» [Шелякин 2005: 208-210] последнего (понятие «эго» особенно актуально для жанра дневника), который определённым образом обозначает свое положение по отношению к «не-я» в произведении как акте общения. При этом выбор грамматического лица (форма первого лица единственного числа), а соответственно, и идеологической точки видения, – отражение персонального эгоцентризма создателя текста; мена точек видения в аспекте фразеологии и психологии – результат проявления коммуникативно-этикетного эгоцентризма; выбор континуума рассказчика – выражение пространственно-локализирующего эгоцентризма автора-личности.

Показательна, на наш взгляд, мысль профессора Литературного института Е.Ю. Сидорова, звучащая в предисловии к опубликованной переписке С. Есина со своим читателем: «Не думаю, что я отношусь к Марку Авербуху и Сергею Есину как к совершенно реальным лицам. Они для меня по мере чтения переписки становятся литературными персонажами. <…> Слишком не по мне некоторая экзальтация и возвышенный слог, слишком много преувеличений и даже падений вкуса. <…> В том-то и дело, что по мере развития эпистолярного общения герои книги постепенно меняются и растут, все ближе приближаясь к заповедной человеческой и художественной норме» [Случайная закономерность… 2009: 4].

Обратимся к «Дневнику – 91» В. Гусева [здесь и далее в работе все графические особенности сохранены в соответствии с источником]:

«٭ Смешной "путч", но кровавы "победители".

٭ Гусев в роли приложения к фотоаппарату, им же, к несчастью, купленному.

٭ Похороны намечаются на широкую ногу.

Горком и райкомы КПСС закрыты.

Вот ЭТО и есть диктатура.

Профессионально.

А не то, чем они же пугали нас в эти годы.

Вот что сделали миша в итоге: а не то, о чём он глаголил.

… Ответственность все же – на нём.

Эти же – это попросту йеху.

٭ Так какие же "коммунисты" виноваты: те, которые сейчас остались, или те, которые 20-30 лет всё разваливали, а год назад ради новой карьеры вышли из КПСС?

٭ Во всём этом чувствуется не наш доморощенный стиль, а стиль ЦРУ.

٭ Всё – в моих книгах.

٭ В Саратове образована комиссия, где принимают доносы.

٭ Ежу видно, что они желают ликвидировать не "участников путча" (да и был ли он?!), а всех, несогласных в чём-либо с ними. (… И Жириновский попал!)» [Гусев 2003:128].

В данном примере рассказчик, на первый взгляд, не просто сливается с автором, а вообще отсутствует. Однако в предваряющем один из дневников вступительном слове В. Гусев пишет: «Дневник <…>, разумеется, "был и существовал" в природе, понятно, в неоформленном виде. Пришлось его оформить. Напоминаю, что в моём контексте это слово означает не добавление какого-либо вранья и не "пропуск" записей, невыгодных для автора (все это характерно для многих "нынешних" дневников), а некоторую стилистическую правку, введение (в двойных скобках и без оных) хоть каких-то пояснений и мотивировок к записям, непонятным постороннему, наконец, выбрасывание просто личного и слишком личного» [Гусев 2003:5]. Становится очевидным, что документальный факт в дневниках В. Гусева художественно (хотя и в малой степени) преобразован, творчески переосмыслен, следовательно, необходимо говорить именно об образе рассказчика, языковая структура которого организована взаимодействием разноуровневых словесных рядов. Рассмотрим их.

1) В речевой сфере рассказчика представлен графический словесный ряд, вводимый В. Гусевым потому, что «<…> чтение НЕ ПОДРЯД требует помощи» [Гусев 2003:5]. Выделенные курсивом слова «ответственность», «сейчас», «всем этом», «принимают доносы» являются ключевыми в данном композиционном отрезке и необходимы для воссоздания перед читателем полярной сущности ситуации и способа её решения: не желая брать на себя ответственность за происходящие события, «победители» по доносам физически уничтожают «противников». Знак * служит для структурирования дискурса рассказчика, сигнализирует о переходе от одной мысли к другой, в противном случае текст превратился бы в поток сознания и вышел за рамки дневникового повествования.

2) Очевидно взаимопроникновение и наложение друг на друга лексико-фразеологических словесных рядов:

а) общественно-публицистического (здесь и далее в работе функционально-стилистическая принадлежность слагающих данный словесный ряд лексико-фразеологических единиц определяется в соответствии с пометами в «Словаре современного русского литературного языка» [Словарь современного… 1991-1994], «Стилистическом словаре публицистики» [Солганик 1999] и «Толковом словаре русского языка» [Ожегов, Шведова 1999]): райком, горком, диктатура, коммунисты, карьера, КПСС, донос, ликвидировать;

б) разговорно-просторечного (здесь и далее в работе функционально-стилистическая принадлежность слагающих данный словесный ряд лексико-фразеологических единиц определяется в соответствии с пометами в «Словаре современного русского литературного языка» [Словарь современного… 1991-1994], «Стилистическом словаре публицистики» [Солганик 1999] и «Толковом словаре русского языка» [Ожегов, Шведова 1999]): разваливали, миша, попросту, ежу видно, на широкую ногу, попал) и книжно-славянского (кровавы победители, глаголил.

На наш взгляд, взаимодействие именно таких словесных рядов придаёт публицистичность дневниковому повествованию. Так, С.И. Сметанина, рассуждая о происходящей в конце ХХ века деконструкции газетно-публицистического стиля, отмечает: «Стирание различий между официальным публичным общением и неофициальным личным, расширение состава участников коммуникации привели к экспансии низовой городской культуры, молодёжной контркультуры, уголовной субкультуры и выразились в интенсивном взаимодействии лексических единиц разных стилистических регистров: литературный язык – просторечие – разговорная речь – жаргон. <…> Все эти факторы дают основание для вывода о том, что границы между стандартом и экспрессией размываются» [Сметанина 2002: 63]. В ХХI веке обозначенная тенденция стала нормой в журналистике и публицистике, а потому узнаваема читателем.

3) В дискурсе рассказчика сознательно нарушается как лексическая (похороны на широкую ногу, смешной «путч»), так и стилистическая (миша глаголил) сочетаемость слов. Имя собственное не только употреблено в фамильярном для называемой личности (Михаил Сергеевич Горбачёв, являвшийся на тот момент президентом СССР) варианте, но и написано «в порядке уничижения» [Гусев 2004: 4] с маленькой буквы. Учитывая данные особенности организации языкового материала, можно говорить о том, что на указанные выше словесные ряды налагается иронический словесный ряд (похороны на широкую ногу, миша глаголил, доморощенный стиль, йеху).

Таким образом, содержание категории «образ рассказчика» определяется спецификой подхода к её исследованию. До 30-40-х годов ХХ века данное понятие рассматривалось в историко-литературном ключе, основное внимание при этом уделялось формальной стороне. Первые разработки категории в аспекте стилистики текста представлены в работах В.В. Виноградова, для которого рассказчик – форма литературного актёрства писателя. Дальнейшее развитие концепции образа рассказчика как текстообразующей категории фикциональных произведений происходит в трудах В.В. Одинцова и А.И. Горшкова. В.В. Одинцов описал некоторые приёмы создания образа рассказчика и выделил четыре композиционных типа художественного повествования, определяемые соотношением данной категории с образом автора. А.И. Горшков обобщил способы создания образа рассказчика: рельефный образ рассказчика создается за счёт стилистического маркирования его речевой сферы, а также через использование местоимений и форм глагола первого лица. Наиболее тонким способом выражения рассказчика являются точка видения и/или мена точек видения. Организующим центром дневниковой прозы С. Есина и В. Гусева является неявный рассказчик.

Своеобразие языковой структуры образа рассказчика в дневниковой прозе С. Есина и В. Гусева обусловлено модификацией доминанты жанра: в силу открытости дневника автокоммуникация проявляется на качественно ином уровне, занимая промежуточное положение между позициями «Я – Я» и «Я – Он». При словесном раскрытии темы этот факт определяет выбор спектра словесных рядов и характер отношений между ними. Фактографичность, автобиографичность и публицистичность повествования в дневниках писателей Литинститута задаются движением в составе языковой структуры рассказчика взаимопроникающих, взаимоналагающихся, сталкивающихся и параллельно развивающихся разновидностей публицистического, разговорного, предметно-событийного и книжного словесных рядов. Заполнение речевой сферы рассказчика таким конгломератом словесных рядов приводит к расширению анализируемого образа и создает опасность его отождествления с автором-личностью, но поскольку всякое «я» в творческом акте преодолевается, то образ, организующий языковую композицию дневников писателей Литинститута, может быть определен только как неявный рассказчик. Так, несмотря на то, что в дневниковом повествовании В. Гусева в ряде публицистических дискурсов образ рассказчика и автор-личность максимально близки, рассказчик всё же проявляет себя на вербально-семантическом уровне через использование просторечно-бранного словесного ряда.

Речевая сфера рассказчика-хроникёра, организующего повествование в дневниках С. Есина, характеризуется сквозным движением повседневно-разговорного, разговорно-бытового, просторечно-разговорного, общественно-публицистического, ораторско-публицистического, книжно-романного, книжно-патетического, книжно-славянского, книжно-изобразительного и книжно-философского словесных рядов, наиболее частотные отношения между которыми – взаимопроникновение, переключение, наложение друг на друга. Подобный набор словесных рядов показателен для дискурса современных СМИ (см.: установка на массовое прочтение), однако повествование удерживается в рамках дневникового жанра, поскольку, в зависимости от выбора описываемого сегмента действительности, набор словесных рядов, их плотность, виды и интенсивность отношений между ними расширяются. В речевую сферу рассказчика вводятся предметно-событийный, образно-иронический, эмоционально-образный, художественно-экспрессивный, официально-деловой словесные ряды и ряд прямых наименований, между которыми возможно параллельное развёртывание, механическое переключение, перетекание одного ряда в другой, что, в свою очередь, в некоторых композиционных отрезках сближает образа дневникового рассказчика с аналогичным образом собственно художественных текстов по степени изобразительности. Следовательно, радиус образа рассказчика в составе языковой композиции дневниковой прозы С. Есина, способен расширяться за счёт введения в его языковую структуру таких видов словесных рядов, которые характерны для фикциональных произведений словесности.

Дискурс образа рассказчика, выступающего организующим центром в дневниках В. Гусева, также пронизан сквозным движением и взаимодействием вариантов разговорного и публицистического словесных рядов, но очерченность повествования рамками концепта «Истина» обусловливает введение ораторско-патетического ряда, что позволяет сделать открытыми не только репортажно-публицистические, но и исповедально-художественные контексты. Значительное место в языковой структуре образа рассказчика занимают прецедентные тексты (подаваемые в рамках межтекстового словесного ряда), что, как и в дневниках С. Есина, приводит к увеличению радиуса образа, но не за счёт расширения количественного состава речевой сферы, а через прорастание, погружение в языковую картину текста как диссипативной системы.

Рассмотрение дневника в качестве определенного звена процесса коммуникации делает категорию адресованности одной из ключевых.

Для речевой сферы рассказчика, представленного в дневниках С. Есина, характерны непрямо эксплицитные средства адресованности. Речевая ситуация выдержанной в авторской модальности доверительной беседы, побуждающей адресата к размышлениям и рефлексиям, моделируется через использование вопросительных конструкций и вводно-модальных компонентов. Метатекстовый словесный ряд, усиливающий документальность и фактографичность повествования, а также создающий ощущение первичности жанра, позволяет корректировать процесс восприятия дневникового текста. Если потребность в акцентировании внимания читателя резко возрастает, в речевую сферу рассказчика вводятся прямые обращения.

Высокая плотность дневникового повествования у В. Гусева делает необходимым наличие сквозного средства адресованности – графического словесного ряда представленного в тексте разнообразно. Кроме того, авторское отношение к событиям и участвующим в них людям делегируется в прямых обращениях. К соразмышлению и соощущениям читатель приглашается посредством введения в речевую сферу рассказчика несобственно-прямой речи, осложнённой условностью грамматического лица. Степень погруженности адресата в текст изменяется с помощью включения в дискурс рассказчика межтекстового словесного ряда.

Так, в языковую структуру образа рассказчика в дневниках В.Гусева как сквозное средство адресованности включается уже упоминавшийся выше графический словесный ряд, представленный изменением типографского шрифта, специальным значками, нарушением орфографических и пунктуационных норм, виртуальным произношением. Значительное место в организации образа занимает межтекстовый словесный ряд, одним из способов введения которого (наряду с аллюзией, отсылкой-иронией) является полифункциональная языковая игра с формой и содержанием (парафраз, цитация, каламбур) – так в языковой структуре рассказчика одновременно находят отражение два активных процесса, протекающие в современной филологической парадигме: нарастание игровых тенденций и усиление роли межтекстовых связей. Это приводит к резкому увеличению ассоциативных контекстов и утрате логических и причинно-следственных отношений, что порождает необходимость поддерживать интерес читателя, перераспределять его внимание, расставлять смысловые доминанты.

Модифицированный словесный приём субъективации повествования представлен в дневниках С. Есина и В. Гусева условностью грамматического лица, выражающейся в речевой сфере рассказчика через мену точек видения, которая эксплицируется в динамике характера словесных рядов и отношений между ними.

Исследование языковой структуры образа рассказчика в составе языковой композиции дневников С. Есина, В. Гусева в аспекте стилистики текста проведено впервые, что потребовало одновременного использования данных разных отраслей лингвистики (когнитивной, коммуникативной, психолингвистики), стилистики (практической, функциональной, экспрессивной), литературоведения, а также гуманитарного знания в целом.

Результаты исследования, представленные в работе, могут явиться основой дальнейшего фундаментального изучения проблемы языковой организации образа рассказчика как структурного компонента языковой композиции текста на материале не только современной дневниковой прозы, но и произведений новейшей литературы в целом.

4. Апресян, В.Ю. Метафора в семантическом представлении эмоций / В.Ю. Апресян, Ю.Д. Апресян // Вопросы языкознания. – 1993. – № 3. – С. 27-35.

5. Апресян, Ю.Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. – М.: Языки русской культуры, 1995.– Т. 2. – 767 с.

6. Арнольд, И.В. Объективность, субъективность и предвзятость в интерпретации художественного текста / И.В. Арнольд // Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сб. статей / Научный редактор П.Е. Бухаркин. – СПб.: СПбГУ, 1999. – С. 341 – 350.

7. Арнольд, И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность : сб. статей. – СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1999. – 443 с.

8. Арутюнова, Н.Д. Фактор адресата / Н.Д. Арутюнова // Известия АН СССР. – Серия лит. и языка. – Т. 40. – 1981. – № 4. – С. 356-364.

9. Ахметова, Г.Д. К вопросу о речевой структуре повествования в «Кара-Бугазе» К.Г. Паустовского (на материале главы «Черный остров») / Г.Д. Ахметова // Стилистика художественной литературы: сборник / отв. редактор А.Н. Кожин. – М.: Наука, 1982. – С. 117-128.

10. Ахметова, Г.Д. Композиционно-грамматическое своеобразие современной прозы / Г.Д. Ахметова // II Международный симпозиум «Русская словесность в мировом культурном контексте»: избранные доклады и тезисы / Под общ. Редакцией И.Л. Волгина. – М.: Фонд Достоевского, 2008. – С. 117-119.

11. Ахметова, Г.Д. Курсив в повести В.С. Маканина «Где сходилось небо с холмами» / Г.Д. Ахметова // Русская речь. – 2006. – № 5. – С. 41-44.

12. Ахметова, Г.Д. Медиатекст в Интернет: лингвокультурологический аспект / Г.Д. Ахметова // Материалы Второй Всерос. науч.-прак. конф. «Языковые коммуникации в системе социально-культурной деятельности», 15-16 марта 2007 г. / Федер. агентство по культуре и кинематографии: ФГОУВПО «СГАКИ»; под общ. Ред. Е.В. Вохрышевой. – Самара: Самар. гос. акад. культуры и искусств, 2007. – С. 21-24.

13. Ахметова, Г.Д. О графическом словесном ряде (на примере романа Р. Киреева «Победитель») / Г.Д. Ахметова // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: Материалы II Междунар. Научной конференции, Челябинск, 5-6 декабря 2003 г. – Челябинск, 2003. – С. 217-219.

14. Ахметова, Г.Д. О живом литературном тексте / Г.Д. Ахметова // Гуманитарный вектор. – 2007. – № 1 (12). – С. 64-75.

15. Ахметова, Г.Д. Языковая композиция художественного текста (проблемы теоретической феноменолизации, структурной модификации и эволюции на материале русской прозы 80-90-х годов ХХ в.): монография / Г.Д. Ахметова. – М.; Чита: Изд-во ЗабГПУ, 2002. – 264 с.

16. Ахметова, Г.Д. Языковые процессы в русской прозе (конец ХХ – начало ХХI вв.) / Г.Д. Ахметова. – Scientific articles. Humanities 2006. 14 International symposium. September 7-9, Sunny Beach, Bulgaria. – Opole, 2006. – С. 39-56.

17. Ахметова, Г.Д. Языковые процессы в современной русской прозе: (на рубеже ХХ – ХХI вв.): монография / Г.Д. Ахметова. – Новосибирск: Наука, 2008. – 168 с.

18. Бабайцева, В.В. Явления переходности в грамматике русского языка : монография / В.В. Бабайцева. – М.: Дрофа, 2000. – 640 с.

19. Барт, Р. Нулевая степень письма / Р. Барт // Семиотика: Пер. с фр. Г.К. Косикова. – М.: Радуга, 1983. – С. 306-349. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://philologos.narod.r*/barthes/degrezero.htm

20. Барт, Р. От произведения к тексту / Р. Барт // Избранные работы. Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. – М.: Прогресс, 1989. – С. 413-423.

21. Басинский, П.В. Писатель против словесности (О «дневниках» С. Есина) / П. Басинский // Литературная газета. – 2002. – № 46. – С. 7.

22. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / Сост. С.Г. Бочаров; примеч. С.С. Аверинцева и С.Г. Бочарова. – 2-е изд. – М.: Искусство, 1986. – 445 с.

23. Бахтиозина, М.Г. Языковые особенности отражения временных планов в собственно авторской речевой партии литературно-художественного текста / М.Г. Бахтиозина // Вестник Московского Университета. – Серия 19. Филология. – 2007. – № 4. – С. 37-43.

24. Беглова, Е.И. Семантико-прагматический материал некодифицированного слова в публицистике постсоветской эпохи : автореф. дис. … докт. филол. наук / Е.И. Беглова. – М.: МГОУ, 2007. – 48 с.

25. Белоглазова, Е.В. Лингвистические аспекты адресованности англоязычной детской литературы : автореф. дис. … канд. филол. наук / Е.В. Белоглазова. – СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2001. – 16 с.

26. Бердяев, Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии) / Н.А. Бердяев. – М.: Междунар. Отношения, 1990. – 336 с.

27. Боброва, О.Б. Дневник и мемуарная литература: функциональное, генетическое сходство и различие жанров / О.Б. Боброва // Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность. Материалы Международной научной конференции. – Ростов-на-Дону: Изд-во РГПУ, 2006. – 288 с. – С. 10-14.

28. Боброва, О.Б. Дневник К.И. Чуковского в историко-литературном контексте : автореф. дис. … канд. филол. наук / О.Б. Боброва. – Волгоград: ВГПУ, 2007. – 24 с.

29. Болотнова, Н.С. Филологический анализ текста: учебное пособие для студентов и аспирантов филологических факультетов вузов, преподавателей русского языка и литературы / Н.С. Болотнова. – Москва: Флинта. – 520 с.

30. Болотнова, Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня : учеб. пособие / Н.С. Болотнова. – Томск: Изд-во Томского ун-та, 1992. – 309 с.

31. Бондарева, Л.М. Коммуникативно-прагматические аспекты текстов ретроспективного дискурса / Л.М. Бондарева. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://w*w.lingvomaster.r*/files/215.pdf.

32. Бондарева, Л.М. Структура и функции субъекта речевой деятельности в текстах мемуарного типа (на материале современного немецкого языка) : дис. … канд. филол. наук: 10.02.04 / Бондарева Людмила Михайловна. – СПб., 1994. – 190 с.

33. Бударагина, Е.И. Средства создания образа адресата в художественном тексте : дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / Бударагина Елена Ивановна. – М., 2006. – 174 с.

34. Валгина, Н.С. Активные процессы в современном русском языке : учеб. пособие для вузов / Н.С. Валгина. – М.: Логос, 2001. – 303 с.

35. Валгина, Н.С. Стилистические функции знаков препинания в поэзии М. Цветаевой [Текст ] / Н.С. Валгина // Русская речь. – 1978. – № 6. – С. 58-66.

36. Ванников, Ю.В. Синтаксис речи и синтаксические особенности русской речи / Ю.В. Ванников. – М.: Русский язык, 1978. – 296 с.

37. Васильева, Г.М. «Образотворение» в «Фаусте» И.В. Гете

(подстрочник и литературный перевод) / Г.М. Васильева // Актуальные проблемы литературы и культуры. – Ереван: Лингва, 2008. – С. 94-112.

38. Вежбицкая, А. Дескрипция или цитация / А. Вежбицкая // Новое в зарубежной лингвистике / Пер. с англ. С.А. Крылова НЗЛ. – Вып. 13. – Логика и лингвистика (Проблемы референции). – М.: Радуга, 1982. – С. 237-262.

39. Виноградов, В.В. О теории художественной речи / В.В. Виноградов. М.: Высшая школа, 1971. – 240 с.

40. Виноградов, В.В. О языке художественной прозы. Избранные труды / В.В. Виноградов. – М.: Наука, 1980. – 360 с.

41. Виноградов, В.В. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика / В.В. Виноградов. – М.: Издательство Академии наук СССР, 1963. – 256 с.

42. Винокур, Г.О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика / Г.О. Винокур. – М.: Наука, 1990. – 452 с.

43. Вишневецкая, В.В. Лингвистические особенности художественного мира произведений приключенческого жанра (на материале творчества Т.М. Рида) : автореф. дис. … канд. филол. наук / В.В. Вишневецкая. – Краснодар: КубГУ, 2007. – 26 с.

44. Вольская, Н.Н. Языковая игра в автобиографической прозе М. Цветаевой / Н.Н. Вольская // Русская речь. – 2006. – № 4. – С. 30-33.

45. Воркачев, С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании / С.Г. Воркачев // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64- 71.

46. Воробьева, О.П. Лингвистические аспекты адресованности: (Одноязычная и межъязыковая коммуникация): дис. … доктора филол. наук: 10.02.19 / Воробьева Ольга Петровна. М., 1993. – 382 с., ил.

47. Ворожбитова, А.А. Теория текста: Антропоцентрическое направление : учеб. пособие / А.А. Ворожбитова. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Высшая школа, 2005. – 367 с.

48. Выговская, Н.С. Система отношений «автор-читатель» в прозе о Чеченской войне 1990-2000 гг. и ее воздействие на структуру повествования в художественных и нехудожественных «военных» текстах / Н.С. Выговская // Вестник Московского Университета. – Серия 9. Филология. – 2008. – № 2. – С. 103-107.

49. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. – Изд. 4-е, стереотипное. – М.: КомКнига, 2006. – 144 с.

50. Гаспаров, Б.М. Структура текста и культурный контекст / Б.М. Гаспаров // Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы ХХ века. – М.: наука, 1993. – С. 275-303.

51. Гаспаров, Б.М. Язык, Память. Образ: Лингвистика языкового существования : монография / Б.М. Гаспаров. – М.: Новое литературное обозрение, 1996. – 352 с.

52. Глухоедова, Н.Н. Языковая композиция художественного текста: структурные компоненты (на материале романа Руслана Киреева «Апология»): автореф. дис. … канд. филол. наук / Н.Н. Глухоедова. – Чита: ЗабГГПУ, 2009. – 24 с.

53. Годенко, Н.М. Образ рассказчика в рассказе Э. Кочергина «Реприза дядюшки Хасана» из цикла «Питерские былички» / Н.М Годенко // Российский колокол. – 2006. – № 3. – С. 154-158.

54. Годенко, Н.М. Языковое выражение образа автора и образа рассказчика в русской прозе молодых авторов (по произведениям С. Агаева, А. Иванова, С. Толкачева, М. Шараповой): дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Годенко Надежда Михайловна. – М., 2003. – 170 с.

55. Гончарова, Е.А. Пути лингвистического выражения категорий автор – персонаж в художественном тексте / Е.А. Гончарова. – Томск: Изд-во Томского государственного университета, 1984. – 150 с.

56. Горшков, А.И. Русская стилистика : учеб. пособие / А.И. Горшков. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2001. – 367 с.

57. Горшков, А.И. Русская стилистика и стилистический анализ произведений словесности / А.И. Горшков. – М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2008. – 544 с.

58. Горшков, А.И. Стилистика – это стилистика / А.И. Горшков // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. – 2007. – № 1. – С. 206-211.

59. Горшков, А.И. Язык и словесность / А.И. Горшков // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. – 2005. – Вып. 2. – С. 37-49.

60. Губернская, Т.В. Языковое воплощение категории повествователя в раннем русском романе (на материале прозы М.Ю. Лермонтова): автореф. дис. … канд. филол. наук / Т.В. Губернская. – СПб.: РГПИ им. А.И. Герцена, 2002. – 22 с.

61. Гулак, А.Т. О формах повествования в рассказе А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» / А.Т. Гулак, В.Ю. Юровский // Русская речь. – 2006. – № 1. – С. 39-48.

62. Гусев, В. И. Искусство прозы. Статьи о главном / В.И. Гусев. – М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 1999. – 160 с.

63. Гусев, В.И. «О щенках я не писал» / В.И. Гусев // Литературная газета. – 2006. – № 20. – С.15.

64. Гусев, В.И. Атмосфера. Статьи и дневники метрические из газеты «Московский литератор» 2003-2006 гг. / В.И. Гусев. – Рязань: Издательство «Старт», 2007. – 236 с.

65. Давлетьярова, Е.Т. Особенности синтаксиса предложения в прозе русского постмодернизма (на материале произведений С. Соколова, Т. Толстой, В. Сорокина) : автореф. дис. … канд. филол. наук / Е.Т. Давлетьярова. – СПб.: СПбГУ, 2007. – 25 с.

66. Данилова, Е.С. Поэтика повествования в романах В.В. Набокова: прагма-семиотический аспект: дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Данилова Елизавета Сергеевна. – Саратов, 2003. – 195 с.

67. Дымарский, М.Я Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы ХIХ – ХХ вв.) / М.Я. Дымарский. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Едиториал УРСС, 2001. – 328 с.

68. Егоров, О.Г. Литературный дневник ХIХ века. История и теория жанра: дис. … д-ра филол. наук: 10.01.01 / Егоров Олег Георгиевич. – М., 2003. – 360 с.

69. Еремина, Л.И. Графические средства в художественной системе Льва Толстого / Л.И. Еремина // Вопросы языкознания. – 1978. – № 5. – С. 25-35.

70. Еремина, Л.И.О языке художественной прозы Н.В. Гоголя (Искусство повествования) / Л.И. Еремина. – М.: Наука, 1987. – 176 с.

71. Есин С.Н. Власть слова. Филологические тетради / С.Н. Есин. – М.: Издательский дом «Литературная газета», 2004. – 368 с.

72. Есин, С.Н. Писатель в теории литературы: проблема самоидентификации: научная монография / С.Н. Есин / Отв. ред. Вл. А. Луков. – М.: Лит. ин-т им. А.М. Горького, 2005. – 326 с.

73. Жирмунский, М.В. Поэтика русской поэзии / В.М. Жирмунский. – СПб.: Азбука, 2003. – 496 с.

74. Залогина, Е.М. Языковая личность: лингвистический и психологический аспекты (на материале романа «бесы» и «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского): дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Залогина Елена Матвеевна. – Санкт-Петербург, 2004. – 180 с.

75. Звягина, М.Ю. Типы авторских жанровых определений в русской прозе конца ХХ века / Звягина М.Ю. // Вопросы лингвистики и литературоведения. – 2008. – № 2. – С. 53-60.

76. Зелепукин, Р.О. Парцелляция в прозе Виктории Токаревой / Р.О. Зелепукин // Русская речь. – 2007. – № 2. – С. 36-39.

77. Золотова, Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса / Г.А. Золотова. – Изд. 4-е, испр. – М.: КомКнига, 2006. – 368 с.

78. Золотова, Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка / Г.А. Золотова. – Изд. 2-е, испр. – М.: КомКнига, 2005. – 352 с.

79. Иванова, А.В. Субъективация повествования (на материале прозы В. Маканина): автореф. дис. … канд. филол. наук / А.В. Иванова. – Чита: ЗабГГПУ, 2008 – 24 с.

80. Иванова, М.В. Организация словесных рядов в стиле «плетения словес» / М.В. Иванова // // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. – 2003. – № 1-2. – С. 120-128.

81. Иванова, М.В. Образ автора как интрига древнерусской словесности / М.В. Иванова // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского института. – М., 2002. – С. 305-309.

82. Иванова, М.В. Ряд предметный и ряд словесный в «Житии Михаила Клопского» / М.В. Иванова // Известия Академии наук. – Серия литературы и языка. – 1997. – № 5. – С. 30-38.

83. Казанцева, В.Г. Беллетризованная биография: проблема определения жанра и история жанра / В.Г. Казанцева // Вопросы филологии. – 2007. – № 3 (27). – С. 64-69.

84. Казначеев, С.М. Проблема нового реализма: регенерация метода / С.М. Казначеев // Филологические науки. – 2008. – № 1. – С. 24-34.

85. Кайда, Л.Г. Стилистика текста: от теории композиции – к декодированию : учеб. пособие / Л.Г. Кайда. – 2-е изд., испр. – М.: Флинта: Наука, 2005. – 208 с.

86. Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. – М.: Наука, 1987. – 264 с.

87. Карпинец, Т.А. Концепт как способ смысловой организации художественного текста: монография / Т.А. Карпинец. – Кемерово: КРИПКиПРО, 2004. – 154 с.

88. Касевич, В.Б. Теория коммуникации и теория языка / В.Б. Касевич // Говорящий и слушающий: Языковая личность, текст, проблемы обучения. – СПб., 2001. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://w*w.r*sscomm.r*/rca_biblio/k/kasevich.shtml.

89. Кобрин, К. Похвала дневнику [Текст ] / К. Кобрин // Новое литературное обозрение. – 2003. – № 3. – С. 288-295.

90. Ковтунова, И.И. Структура художественного текста и новая информация / И.И. Ковтунова // Синтаксис текста / Отв. редактор Г.А. Золотова. – М, 1979. – (h**t://philologos.narod.r*/ling/kovtunova.htm).

91. Кожина, М.Н. Стилистика русского языка : учебник / М.Н. Кожина, Л.Р. Дускаева, В.А. Салимовский. – М.: Флинта: Наука, 2008. – 464 с.

92. Колшанский, Г.В. Соотношение объективных и субъективных факторов в языке / Г.В. Колшанский. – Изд. 2-е, стереотипное. – М.: КомКнига, 2005. – 232 с.

93. Колядина, А.М. Специфика дневниковой формы повествования в прозе М. Пришвина : дис. … канд. филол. наук: 10.01.01 / Колядина Анна Михайловна. – Самара, 2006. – 215 с.

94. Координаты: Книга о В.И. Гусеве / Отв. Гусев В.И. – М.: «Новый ключ», 2007. – 224 с.

95. Коптева, Н.В. Приёмы создания образа в рассказе Н.С. Лескова «Тупейный художник» / Н.В Коптева // Русская речь. – 2006. – № 1. – С. 14-17.

96. Корман, Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы / Предисл. и сост. В.И. Чулкова / Б.О. Корман. — Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1992. — 236 с.

97. Корман, Б.О. Изучение текста художественного произведения / Б.О. Корман. — М.: Просвещёние. 1972. – 112 с.

98. Костомаров, В.Г. Наш язык в действии: Очерки современной русской стилистики. – М.: Гардарики, 2005. – 287 с.: ил.

99. Костомаров, В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа / В.Г. Костомаров. – Изд. 3-е, испр. и доп. – СПб.: Златоуст, 1999. – 320 с.

100. Кронгауз, М. Русский язык на грани нервного срыва / М. Кронгауз. – М.: Знак: Языки славянских культур, 2008. – 232 с.

101. Кукуева, Г.В. Лингвопоэтическая типология текстов малой прозы (на материале рассказов В.М. Шукшина) / Г.В. Кукуева: автореф. дис. … док. филол. наук / Г.В. Кукуева. – Барнаул: Алтайский государственный университет, 2009. – 31 с.

102. Кухаренко, В.А. Интерпретация текста : монография / В.А. Кухаренко. – М.: Просвещёние, 1988. – 192 с.

103. Кучина, Т.Г. Поэтика русской прозы конца ХХ – начала ХХI в.: перволичные повествовательные формы: автореф. дис. … докт. филол. наук / Т.Г. Кучина. – Ярославль: ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2008. – 43 с.

104. Кучина, Т.Г. «Я»-повествователь как «ненадежный читатель» автобиографического претекста в русской прозе конца ХХ – начала ХХI вв. / Т.Г. Кучина // Филологический науки. – 2007. – №2. – С. 14-21.

105. Лисоченко, О.В. Риторика для журналистов: прецедентность в языке и речи: учеб. пособие / О.В. Лисоченко. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2007. – 318 с.

106. Литература и документ: теоретическое осмысление темы. Материалы круглого стола // Литературная учеба. – 2009. – № 1. – С. 198-211.

107. Лихачёв, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев. – 3-е изд. – М.: Наука, 1979. – 360 с.

108. Логунова, Н.В. Художественное время в эпистолярном произведении (на примере «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина) / Н.В. Логунова // Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность: Материалы международной научной конференции. – Ростов-на-Дону: Изд-во РГПУ, 2006. – С.131-137.

109. Лотман, Ю.М. Автокоммуникация: «Я» и «Другой» как адресаты (О двух моделях коммуникации в системе культуры) / Ю.М. Лотман // Семиосфера. – СПб.: Искусство-Петербург, 2000. – С. 159-165.

110. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста : Ю.М. Лотман // Об искусстве. – СПб.: Искусство – Петербург, 1998. – С. 14-285.

111. Лукин, В.А. Концепт истины и слова истина в русском языке (опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) / В. А. Лукин // Вопросы языкознания. – 1993. – № 4. – С. 63-84.

112. Максимов, В.И. Графические игры / В.И. Максимов // Русская речь. – 2005. – № 5. – С. 66-68.

113. Маслак, П.Б. Образ рассказчика в «Белой гвардии» как основное композиционное средство романа / А.Н. Барков, П.Б. Маслак // У. Шекспир и М.А. Булгаков: невостребованная гениальность. – Киев: Радуга, 2000. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://maslak.nm.r*/

114. Маслова, В.А. Лингвокультурология : учеб. пособие / В.А. Маслова. – 2-е изд., стереотипное. – М.: Академия, 2004. – 208 с.

115. Мезенин, С.М. Образность как лингвистическая категория / С.М. Мезенин // Вопросы языкознания. – 1983. – № 6. – С. 48-57.

116. Минералов, Ю.И. История русской литературы: 90-е годы ХХ века : учеб. пособие для студентов высш. учеб. заведений / Ю.И. Минералов. – М.: ВЛАДОС, 2004. – 224 с.

117. Михайлюк, Т.М. Тактические и стратегические проявления специфики адресованности научного текста / Т.М. Михайлюк. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://w*w.psu.r*/pub/filolog_1/1_9.rtf

118. Михеев, М.Ю. Дневник как эго-текст (Россия, XIX-XX) / М.Ю. Михеев. – М.: Водолей-Publishers, 2007. – 263 с.

119. Михеев, М.Ю. Фактографическая проза, или пред-текст / М.Ю. Михеев. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://vivovoco.rsl.r*/VV/PAPERS/MEN/PROZA.HTM.

120. Мороховский, А.Н. К проблеме текста и его категорий / А.Н. Мороховский // Текст и его категориальные признаки : сб. науч. трудов. – Киев: КГПИИЯ, 1989. – С. 3-8.

121. Москальская, О.И. Грамматика текста (пособие по грамматике немецкого языка для ин-тов и фак. иностр. яз.) : учеб. пособие / О.И. Москальская. – М.: Высшая школа, 1981. – 183 с.

122. Москвин, В.П. О приёмах смыслового акцентирования / В.П. Москвин // Русская речь. – 2006. – № 2. – С. 30-42.

123. Москвин, В.П. Стилистика русского языка. Теоретический курс / В.П. Москвин. – Изд. 4-е, перераб. и доп. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. – 630 с.

124. Муравьева, Н.В. Язык конфликта: монография / Н.В. Муравьева. – М.: Издательство МЭИ, 2002. – 264 с.

125. Мусагитова, Г.Н. Способы эксплицирования картины мира автора в прозаическом тексте: деятельностный аспект (на материале творчества Ю.К. Олеши): дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Мусагитова Галия Нильевна. – Омск, 2005. – 235 с.

126. Мякшева, О.В. Пространство в языке и речи. Специфика газетных текстов / О.В. Мякшева // Вестник Московского Университета. – Серия 9. Филология. – 2007. – № 5. – С. 97-107.

127. Нечаева, О.А. Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение) : учеб. пособие для вузов / О.А Нечаева. – Улан-Удэ: Бурят. Кн. Изд-во, 1974. – 261 с.

128. Николина, Н.А. Категория времени в художественной речи: монография / Н.А. Николина. – М.: Прометей, 2004. – 276 с.

129. Николина, Н.А. Филологический анализ текста: учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений / Н.А. Николина. – М.: Академия, 2003. – 256 с.

130. Новиков, В.И. Книга о пародии : монография / В.И. Новиков. – М.: Советский писатель, 1989. – 540 с.

131. Новиков, Л.А. Художественный текст и его анализ: учеб. пособие / Л.А. Новиков. – М.: Русский язык, 1988. – 300 с.

132. Новикова, Е.Г. Языковые особенности организации текстов классического и сетевого дневников: дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Новикова Елена Геннадьевна. – Ставрополь, 2005. – 255 с.

133. Новый реализм . Материалы писательских конференций и дискуссии последних лет / Сост. В.И. Гусев и С.М. Казначеев. – М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 2006. – 184 с.

134. Нюбина, Л.М. Метафоры времени – метафоры судьбы (Об автобиографии Г. Грасса «Луковица памяти») / Л.М. Нюбина // Известия Российской академии наук. – Серия литературы и языка. – 2008. – Том 67. – № 1. – 38-48.

135. Огрызко, В. Не верьте подхалимам / В. Огрызко // Литературная Россия. – 2006. – № 19. – С. 14.

136. Одинцов, В.В. Грамматические формы в художественной прозе / В.В. Одинцов // Стилистика художественной литературы: сборник / отв. редактор А.Н. Кожин. – М.: Наука, 1982. – С. 76-85.

137. Одинцов, В.В. Стилистика текста / В.В. Одинцов. – Изд. 3-е, стереотипное. – М.: КомКнига, 2006. – 264 с.

138. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. – М.: Азбуковник, 1999. – 944 с.

139. Орлова, Н.А. Речевой жанр мемуары и его реализация в текстах носителей разных типов речевой культуры : дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Орлова Наталья Александровна. – Омск, 2004. – 212 с.

140. Отшельник, В. Реальный личный дневник / В. Отшельник. – (h**t://w*w.dnevnikovedenie.r*/opredelenie_dnevnika.html).

141. Падучева, Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью : монография / Е.В. Падучева. – М.: Наука, 1985. – 272 с.

142. Падучева, Е.В. Глаголы создания образа: лексическое значение и семантическая деривация / Е.В. Падучева // Вопросы языкознания. – 2003. – № 6. – С. 30-46.

143. Падучева, Е.В. Говорящий как наблюдатель: об одной возможности применения лингвистики в поэтике / Е.В. Падучева // Известия РАН. – Серия Лит. яз. – 1993. – Том 52. – № 3. – С. 33-44.

144. Пантелеева, Е.М. Стилистика художественного текста: учебное пособие / Е.М. Пантелеева. – Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985. – 168 с.

145. Папян, Л.Ю. Словесная композиция романа А.Г. Малышкина «Люди из Захолустья» : автореф. дис. … канд. филол. наук / Л.Ю. Папян. – М.: Литературный институт им. А.М. Горького, 2010 – 22 с.

146. Папян, Ю.М. Отбор – структура – текст / Ю.М. Папян // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. – 2007. – № 1. – С. 212-219.

147. Папян, Ю.М. Семантическое поле и словесный ряд (к проблеме категорий стилистики текста) / Ю.М. Папян // Вестник Литературного института им. А.М. Горького. – 2008. – № 2. – С. 37-45.

148. Папян, Ю.М. Словесные ряды в письмах русских писателей XVIII века (на материале писем М. Н. Муравьева, Д. И. Фонвизина, С. Г. Домашнева, Н. А.Львова, Н.М. Карамзина и А. Н. Радищева): автореф. дис. . канд. филол. наук / Ю. М. Папян. – Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 1992. – 17 с.

149. Плеханова, Т.Ф. Текст как диалог / Т.Ф. Плеханова. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://w*w.psyinst.r*/library.php?part=article&id=1143.

150. Поляков, М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики: монография / М.Я. Поляков. – М.: Советский писатель, 1986. – 480 с.

151. Потебня, А.А. Мысль и язык / А.А. Потебня // Слово и миф. – М.: Правда, 1989. – С. 17-200.

152. Потебня, А.А. Теоретическая поэтика: учеб. пособие для студ. / А.А. Потебня. – 2-е изд., испр. – СПБ.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2003. – 384 с.

153. Рахимкулова, Г.Ф. Языковая игра в прозе Владимира Набокова (к проблеме игрового стиля): дис. … докт. филол. наук / 10.02.01, 10.02.19. – Ростов-на-Дону, 2004. – 332 с.

154. Реферовская, Е.А. Коммуникативная структура текста / Е.А. Реферовская. – Ленинград: Наука, 1989. – 168 с.

155. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира: монография / Б.А. Серебренников [и др.]; отв. редактор Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – 216 с.

156. Романов, Д.А. «Что я видел во сне…» (Стилистика рассказа Д.Н. Толстого) / Д.А. Романов // Русская речь. – 2006. – № 5. – С. 20-33.

157. Романова, Н.Л. Языковые средства выражения адресованности в научном и художественном текстах (на материале немецкого языка): автореф. дис. . канд. филол. наук / Н.Л. Романова. – СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1997. – 22 с.

158. Садченко, В.Т. Вторичный семиозис в художественном тексте: автореф. дис. . док. филол. наук / В.Т. Садченко. – Владивосток: ДВГУ, 2009. – 39 с.

159. Санников, В.З. Об истории и современном состоянии русской языковой игры / В.З. Санников // Вопросы языкознания. – 2005. – № 4. – С. 3-20.

160. Силкан, Д. Чествование краткости и свободы / Д. Силкан // Литературная Россия on-line. – 2009. – № 10. – (h**t://w*w.litrossia.r*/2009/10/03908.html).

161. Сковородников, А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка / А.П. Сковородников. – Томск: изд-во Томского ун-та, 1981. – 256 с.

162. Словарь современного русского литературного языка: В 20 т. / АН СССР. Институт русского языка; Гл. ред. К.С. Горбачёвич. – 2-е изд., перераб. и доп. – Т. 1-6. – М.: Русский язык, 1991-1994.

163. Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: Материалы II Междунар. Науч. Конф., Челябинск, 5-6 дек. 2003 г. / Отв. ред. Л.А. Нефедова. – Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 2003. – 538 с.

164. Случайная закономерность. Сергей Есин – Марк Авербух: Межконтинентальные разговоры . – М.: Тера – Книжный клуб, 2009. – 304 с.

165. Сметанина, С.И. Медиа-текст в системе культуры (динамические процессы в языке и стиле журналистики конца ХХ века): монография / С.И. Сметанина. – СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2002 г. – 383 с.

166. Солганик, Г.Я. Стилистический словарь публицистики: около 6000 слов и выражений / Г.Я. Солганик. – М.: Русские словари, 1999. – 650 с.

167. Степанов, Г.В. Язык. Литература. Поэтика: монография / Г.В. Степанов. – М.: Наука, 1988. – 382 с.

168. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной; члены ред. Колл.: Е.А. Баженова, М.П. Котюрова, А.П. Сковородников. – 2-е изд., испр. И доп. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 696 с.

169. Тамарченко, Н.Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика / Н.Д. Тамарченко. – Тверь: Твер. гос. ун-т , 2001. – 72 с.

170. Тамарченко, Н.Д. Эпос и драма как «формы времени»: К проблеме рода и жанра в поэтике Гегеля / Н.Д. Тамарченко // Известия РАН. – Серия лит. и яз. – 1994. – № 1. – С. 3-14.

171. Татару, Л.В. Пространственная точка зрения и структура повествовательного текста: лингво-когнтивный аспект / Л.В. Татару // Филологические науки. – 2008. – № 1. – С. 35-45.

172. Татару, Л.В. Точка зрения и ритм композиции нарративного текста (на материале произведений Дж. Джойса и В. Вулф): автореф. дис. . док. филол. наук / Л.В. Татару. – Саратов: СГУ им. Н.Г. Чернышевского, 2009. – 45 с.

173. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. – М.: Аспект Пресс, 1997. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://reader.boom.r*/tomash/poetika.htm.

174. Тураева, З.Я. Лингвистика текста: Текст: Структура и семантика / З.Я. Тураева. – Изд. 2-е, доп. – М.: КомКнига. – 144 с.

175. Тынянов, Ю.Н. Литературный факт / Ю.Н. Тынянов // Тынянов Ю.Н. Поэтика. Иcтория литературы. Кино. – М., 1977. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://w*w.philology.r*/literature1/tynyanov-77e.htm.

176. Тюпа, В.И. Художественный дискурс: (Введение в теорию литературы) / В.И. Тюпа. – Тверь: Твер. гос. ун-т , 2002. – 80 с.

177. Успенский, Б.А. Поэтика композиции: монография / Б.А. Успенский. – СПб.: Азбука, 2000. – 348 с.

178. Формановская, Н.И. Коммуникативно-прагматические аспекты единиц общения / Н.И. Формановская. – М.: Институт русского языка им. А.С. Пушкина, 1998. – 259 с.

179. Феофилактова, С.Ю. Метафора в поэтическом тексте О. Мандельштама (на материале сборника «Камень») : автореф. дис. … канд. филол. наук / С.Ю. Феофилактова. – М.: Литературный институт им. А.М. Горького, 2008 – 26 с.

180. Формановская, Н.И. Речевое действие и деятель / Н.И. Формановская // Русская речь. – 2008. – № 3. – С. 40-46.

181. Хализев, В.Е. Теория литературы : учебник / В.Е. Хализев. – 4-е изд., испр. и доп. – М.: Высшая школа, 2005. – 405 с.

182. Халикова, Н.В. Категория образности художественного прозаического текста: дис. … д-ра филол. наук: 10.02.01 / Халикова Наталья Владимировна. – М., 2004. – 411 с.

183. Харченко, В.К. Феномен прозы позднего Есина : монография / В.К. Харченко. – М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2007. – 248 с.

184. Харченко, В.К. Язык фрустрации: М. Лермонтов, М. Горький, О. Уайльд, С. Есин: монография / В.К. Харченко, Е.Ю. Коренева. – М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2007. – 215 с.

185. Чаплыгина, И.Д. Развитие теории Ты-категории: некоторые итоги и перспективы / И.Д. Чаплыгина // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология». – М.: Изд-во МГОУ. – 2007. – №. 1. – С. 147-149.

186. Чаплыгина, И.Д. Средства адресованности: Ты-категория в современном русском языке: дис. … доктора филол. наук: 10.02.01 / Чаплыгина Ирина Дмитриевна. – М., 2002. – 412 с.

187. Чернец, Л.В. Вопросы литературных жанров в работах М.М. Бахтина / Л.В. Чернец // Филологические науки. – 1980. – № 6. – С. 13-21.

188. Чувакин, А.А. Текст как объект филологической теории коммуникации / А.А. Чувакин, И.Ю. Качесова, Н.В. Панченко // Политика в зеркале языка и культуры: сб. научных статей, посвящённых 60-летнему юбилею проф. А.П. Чудинова; отв. ред. М.В. Пименова. – Москва: ИЯ РАН, 2010. – С.205-213.

189. Шалыгина, О.В. Телеология поэтической прозы (А.П. Чехов – А. Белый – Б.Л. Пастернак): электронная монография / О.В. Шалыгина. – М. Издательский дом «Садовое кольцо», 2007. – [Режим доступа]: h**t://shalygina.chekhoviana.r*/aboutme.htm

190. Шейгал, Е.И. Игровой дискурс: игра как коммуникативное событие / Е.И. Шейгал, Ю.М. Иванова // Известия Российской академии наук. – Серия литературы и языка. – 2008. – Том 67. – № 1. – С. 3-20.

191. Шелякин, М.А. Язык и человек: К проблеме мотивированности языковой системы: учеб. пособие / М.А. Шелякин. – М.: Флинта: Наука, 2005. – 296 с.

192. Шкловский, В.Б. О теории прозы: монография / В.Б. Шкловский. – М.: Советский писатель, 1983. – 384 с. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://philologos.narod.r*/shklovsky/prose1983.htm

193. Шмелёв, Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях: к постановке проблемы / Д.Н. Шмелев. – М.: Наука, 1977. – 168 с.

194. Шмелёва, Т.В. Диалогичность модуса / Т.В. Шмелева // Вестник МГУ. – Сер. 9. Филология. – 1995. – №5. – С. 147-156.

195. Шмид, В. Нарратология: монография / В. Шмид. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – 312 с.

196. Щерба, Л.В. Языковая система и речевая деятельность: сборник трудов / Л.В. Щерба. – Л.: Наука, 1974. – 424 с.

197. Щукина, К.А. Речевые особенности проявления образа повествователя, персонажа и автора в современном рассказе (на материале произведений Т. Толстой, Л. Петрушевской, Т. Улицкой): дис. … канд. филол. наук: 10.02.01 / Щукина Кира Александровна. – Санкт-Петербург, 2004. – 165 с.

198. Щурова, В.В. «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского: типология, жанр, антропология: дис. … канд. филол. наук: 10.01.10 / Щурова Валерия Вячеславовна. – Воронеж, 2005. – 167 с.

199. Эйхенбаум, Б.М. Как сделана «шинель» Гоголя / Б.М. Эйхенбаум // Б. Эйхенбаум. О прозе. – Л., 1969. – С. 306-326. – [Электронный ресурс]. – [Режим доступа]: h**t://philologos.narod.r*/eichenbaum/eichen_shinel.htm.

200. Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты / Под ред. А.П. Сковородникова. – М.: Флинта; Наука, 2005. – 480 с.

201. Эпштейн, М. Знак пробела: о будущем гуманитарных наук / М. Эпштейн. – М.: Новое литературное обозрение, 2004. – 864 с.

202. Языковые процессы современной русской художественной литературы: Проза / Отв. ред. А.И. Горшков, А.Д. Григорьева. – М.: Наука, 1977. – 336 с.

203. Якобсон, Р.О. Лингвистика и поэтика / Р.О. Якобсон // Структурализм: «За» и «Против». Сборник статей. – М.: Прогресс, 1975. – С. 173-230.

204. Chamberlin, G.J. Color: Its Measurement, Computation and Application / G.J. Chamberlin, D.G. Chamberlin. – London: Heyden., 1980. –136 p.

205. Friedman, N. Point of View in Fiction. The Development of a Critical Concept / N. Friedman // Publications of the Modem Language Association of America. – 1995. – Vol. 70. – p. 1160-1184.

206. Jacobson, R. Linguistics and Communication Theory / R. Jacobson // Proceeding of Symposia in Applied Mathematics. – 1961. – Vol. 21.

ИСТОЧНИКИ

207. Гусев, В.И. Дневник – 91 / В.И. Гусев. – М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 2003. – 224 с.

208. Гусев, В.И. Дневник – 92 / В.И. Гусев. – М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 1995. – 208 с.

209. Гусев, В.И. Начала и концы (дневник – 62-64, дневник – 93) / В.И. Гусев. – М.: Советский писатель, 2004. – 408 с.

210. Есин, С.Н. Далекое как близкое. Дневник ректора / С.Н. Есин. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. – 848 с.: ил.

211. Есин, С.Н. Дневники / С.Н. Есин. – М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 2006. – 456 с.

212. Есин, С.Н. На рубеже веков. Дневник ректора / С.Н. Есин. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. – 638 с.: ил.

213. Есин, С.Н. Твербуль, или Логово вымысла: Роман места, Дневник ректора: 2005 / С.Н. Есин; вступ. ст. П.В. Басинского; худ. оформ. Ю.В. Христича. – М.: Дрофа, 2009. – 783 с.