«Специфика китайского государства в эпоху хань»

По нашему мнению, опыт развития китайской государственности империи Хань представляет ценность не только в плане его изучения как наиболее яркого отражения целостной, древней и уникальной китайской культуры, послужившей основой для формирования государственной структуры всех последующих империй, но и с позиции современного государственного строительства Российской федерации. Современное российское общество сталкивается с проблемами государственного регулирования, уже знакомыми Китаю более двух тысяч лет тому назад. В наиболее сжатом виде эту ситуацию можно охарактеризовать как необходимость обеспечения политической стабильности в условиях обострения социальных, политических и этнических противоречий. А именно такое состояние было присуще китайскому государству эпохи Хань.

Учитывая актуальность темы исследования мы определили цель квалификационной работы – изучение специфики китайского государства в эпоху Хань.

В качестве же задач исследования мы выделили.

- изучение социально-экономических, политических и идеологических предпосылок возникновения империи во второй половине I тысячелетия до н.э. на основе исторических источников и научной литературы;

- исследование социальной структуры и государственного управления в империи Хань в период расцвета (II-I вв. до н.э.);

- характеристика государственной идеологии в эпоху империи Хань.

Объект исследования – Китай во второй половине I тыс. до н.э. – начале I тыс. н.э.

Предметом исследования является государственное устройство Китая в эпоху Хань.

Хронологические рамки исследования включают период от эпохи «воюющих царств» с середины I тысячелетия до н.э., когда возникли социально-экономические предпосылки создания мощного имперского государства в эпоху Хань, до 220 года н.э. – отречения последнего императора династии Хань Лю Се.

Источниковую базу составили чрезвычайно многочисленные и, в основном, надежно датированные памятники. Различный характер их содержания позволяет выделить следующие категории источников.

Особенность китайской культуры проявляется в приоритетном внимании к традиции, из которого следует уважение к исторической работе. Если на Западе говорят, что все доказательства можно найти в Библии, то в Китае эту функцию выполняет история (или мифология). Поэтому в распоряжении исследователя древней истории Китая имеются достаточно надежно датированные письменные памятники. Это весьма разнообразные по своему содержанию исторические сочинения, дошедшие до нашего времени в виде книг. Они составляют первую и основную категорию источников изучения древней истории Китая.

Среди письменных источников большое значение имеют древнекитайская летопись «Чуньцю», составленная в царстве Лу и освещающая события VIII-V вв. до н. э. Один из таких комментариев «Чуньцю» – «Цзочжуань» был использован в нашем исследовании и представляет собой фактически самостоятельную хронику событий, имевших место в тех же хронологических рамках . От «Чуньцю» эта хроника отличается несравненно большей детализацией повествования , что помогает реконструировать предпосылки централизации в эпоху Цинь и Хань. Рост угнетения со стороны частных рабовладельцев вызвал активный протест рабов и разоренных крестьян в VI-III вв. до н. э. В книге «Цзо чжуань» приводятся сведения о рабских бунтах . Эти факты заставляли частных рабовладельцев выступать за создание сильного централизованного государства.

«Исторические записки» Сыма Цяня (145-90 гг. до н. э.) – это всеобщая история страны с древнейших времен до I в. до н. э. В них Сыма Цянь использовал новый принцип изложения исторических событий - жизнеописания. Сочинение этого автора отличается устойчивой структурой, которую переняли в дальнейшем все древнекитайские историки, излагавшие историю династии Хань и получившие название «династийные истории». Первой всегда бывает «Бень цзи», или «Ди цзи», основные или императорские анналы, выполненные в строго хронологическом порядке .

Отдел «Чжи» («Обзоры») состоит из отдельных монографий, посвященных различным областям знаний – главы об астрономии и астрологии, календаре, обрядах, продовольствии и товарах, системе наказаний, о чинах, а также географические описания, сведения о литературе, музыке и пр.

Большую часть династийных историй составляют «Лечжуань» – повествования о жизни и деятельности императорских родственников, видных сановников, военачальников, ученых, поэтов, художников, мятежников, бунтовавших против престола, некоторых вождей крестьянских движений. Последние главы «Лечжуань» посвящены истории племен и народов, с которыми Китай имел в то время связи.

В последующем времени китайские исторические труды строились по образцу «Исторических записок», в том числе труд второго замечательного ханьского историка Бань Гу (32-92 гг.) . Бань Гу создал в своей «Истории» яркие литературные портреты и биографии.

Историческое сочинение Бань Гу «Цянь Хань шу» («История Старшей династии Хань») охватывает 230 лет, начиная от первого ханьского императора Лю Бана и кончая Ван Маном. «История Старшей династии Хань» разбита на четыре раздела, включающих в себя 100 глав. «Цянь Хань Шу» содержит отдел летописи, где помещена хроника событий времен Старшей династии Хань, изложенных по годам правления императоров, биографии императоров, хронологические таблицы. Специальные разделы посвящены экономике, праву, науке, литературе, искусству, географическим описаниям, административному делению и т. д. В разделе, содержащем биографии различных лиц, имеются ценные сведения экономического характера .

Однако сочинение Бань Гу посвящено истории одной династии - Хань, точнее Западной Хань (206 г. до н. э.). Бань Гу, таким образом, является основоположником нового жанра китайской историографии, получившего название «династийных историй». К их числу принадлежит, в частности, «История Поздней династии Хань», написанная в начале V в. и освещающая события I - III вв.

С летописями тесно связан другой жанр древнекитайских исторических сочинений, представленный, прежде всего, книгой «Шаншу» («Шуцзин»). Это запись речей правителей и их приближенных . Содержание «Шаншу» определяется значением иероглифа шан – «старший», «древний», «давний». Но в то же время он обозначает «верхний», «высший», «старший», «прошлый», который в сочетании шангу имеет смысл «глубочайшая древность, «архаический», поэтому название в целом означает Шангу ди вон чжи шу – «Записи о правителях глубокой древности». Но ключевую роль в названии Шан шу играет иероглиф шу, поскольку он встречается во всех приведенных выше вариантах этого наименования. Означая «книга», «письмо», «акт», «документ», «записи» и т.д., в современном языке он прежде всего употребляется в первом значении («книга»). Данный факт, по-видимому, оказал психологическое влияние на переводчиков, которые именно это значение и стали использовать для передачи названия, например, «Книга истории» и др. Между тем указанное значение знак шу приобрел именно в эпоху Хань . Лишь часть текста «Шаншу», сохранившегося до нашего времени, может быть признана подлинной. Некоторые главы этого труда являются позднейшей перезаписи .

Труды древнекитайских философов V-III вв. до н. э., которые в полемике со своими идейными противниками постоянно апеллировали к событиям исторического прошлого. В этом плане большое значение для анализа государственной идеологии Китая имели сочинения Конфуция. Основным источником по конфуцианству считается книга Луньюй («Суждения и беседы»). Но в ней нет системности изложения потому, что она возникает через много лет после смерти Учителя, когда его многочисленные ученики собрали воедино свои записи и воспоминания о изречениях учителя по разным вопросам . Кроме книги Луньюй в изданный позднее конфуцианский канон - Уцзин («Пятикнижие»), вошли отредактированные Конфуцием Шицзин («Книга песен»), Шуцзин («Книга исторических преданий»), Лицзи («Книга установлений») и составленная им летопись Чжуньцю («Весны и осени»). Конфуций создавал образ идеального правителя и политика в качестве противовеса среднему безнравственному образу среднего представителя имущественной знати, который именно в период складывания китайской государственности стал заявлять о себе как о политической силе и активно влиять на развитие государственного строительства . Принципиальным отличием конфуцианства и легизма было разное отношение к роли государственных законов, в которых легисты видели ведущую силу обеспечения государственной стабильности, а конфуцианцы полагали их поверхностными и потому бесполезными вне воспитания совершенного человека - Цзюньцзы. Значение философских трудов для анализа империи эпохи Хань определяется тем, что предлагаемый конфуцианцами и легистами образ правления оказывал определяющее влияние на государственную идеологию и структуру государственного управления эпохи Хань, а в соответствии с конфуцианским идеалом цзюньцзы формировалось несколько поколений государственных чиновников.

Научная литература по поставленной теме достаточно разнообразна.

Прежде всего, были использованы общие работы по истории Древнего Востока. Особенностью таких изданий, разработанных в рамках советской историографии, является комплексный анализ общественного развития древнего Китая в ряду других восточных обществ и стремление выделить общие закономерности в истории народов данного региона на основе приоритетного изучения социально-экономических явлений, относительно которых рассматривались все другие сферы общественной жизни. В рамках такого подхода выделялась «рабовладельческая общественно-экономическая формация – необходимое звено всемирно-исторического процесса» и утверждалось, что именно в ее недрах сложились все исходные формы общественной жизни, которые оказались исходной точкой последующего развития общества . Но именно в советский период предпринимается оживленная деятельность по переводу и изучению первоисточников, углубленный анализ различных аспектов экономики, идеологии, социального строя . Здесь необходимо отметить коллективный труд «История Древнего мира» под редакцией А.Г. Бокщанина.

Для работ по истории Востока и древнего мира, вышедших уже на рубеже второй половины 80-х – 90-е гг., характерно стремление к максимально возможному учету уникальных особенностей в историческом развитии того или иного народа или региона. При этом большинство специалистов, участвовавших в создании таких обобщающих работ, не отказывается от достижений формационного метода, но стремится компенсировать его недостатки путем цивилизационного подхода, в большей степени позволяющего проникнуть в культуру того или иного исторического явления. В частности, в теоретической части «Истории Востока» под редакцией В.А. Якобсона отмечается: «Первую формацию классового общества мы предлагаем именовать «древним обществом» или даже «древним общинно-гражданским обществом». Такое название представляется более точно выражающим суть дела, чем принятое и в наши дни «рабовладельческое». До сих пор идут дискуссии о правомерности этого названия, в частности в связи с вопросом о том, сколько рабов было в обществах древнего Востока и какую роль они играли в общественном производстве. Мнения здесь резко расходятся, и окончательное решение этого вопроса пока невозможно» .

Наиболее крайней в указанной дискуссии является точка зрения В.А. Якобсона и И.М. Дьяконова об отнесении древнего общества, без разделения его на античное и восточное, к разряду гражданского общества, точнее, «гражданско-общинного» .

В ходе изложения здесь, как правило, предпринимается углубленный анализ не только экономической и политической истории, но и таких сфер как религиозное мировоззрение, миропонимание на грани первобытного и древнего обществ, изменения в идеологии древних народов. Такой взгляд отличает авторов «Истории Востока», вышедшей в 1999 году под общей редакцией В.А. Якобсона, и оказавшей нам серьезную помощь при написании дипломной работы . Разделы «Древнейший Китай» (гл. XII), «Китай во второй половине I тысячелетия до н.э. – первые века христианской эры» (гл. XXIII) и «Культура древнего Китая» (гл. XXIV) были написаны Т.В. Степугиной.

В категории общих работ по истории древневосточных цивилизаций выделяется также коллективная монография А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек «История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии» , вышедшая в 1999 году в Минске. Достоинством этого труда является специальная подборка источников по каждой теме, в частности, произведений китайской исторической и философской литературы в переводе В.В. Малявина, Б.Б. Виногородского, С. А. Кучеры и Н.И. Конрада.

Особую группу составили научные труды, посвященные изучению собственно истории Китая и китайской цивилизации, вышедшие в постсоветский период.

В качестве работ, существенно повлиявших на ход нашего исследования следует отметить работы В.В. Малявина и Л.С. Васильева . Общим для указанных авторов является резко выраженная критика формационного подхода, основанного на методологии исторического материализма и сосредоточение внимания на социальной психологии, оказывающей мощное влияние на ход государственного строительства на всем протяжении китайской истории. Но подходы указанных историков можно назвать диаметрально противоположными.

В.В. Малявин основывается на признании неповторимой специфики китайской цивилизации, которую автор ставит перед читателем как «факт неизбежности соприсутствия в нашей жизни другой культуры, другой идеи человечности» . В результате исследования, анализируя факты соприкосновения китайской культуры с внешними влияниями на протяжении многих сотен лет, он приходит к выводу, что «модернизация являет собой нечто в известном смысле прямо противоположное установкам китайской традиции» . Но здесь же опровергает эту мысль, делая попытку связать выявленные традиции китайской культуры с современными тенденциями в ее развитии: «И все же у феномена модернизации и китайской традиции есть нечто общее: и то, и другое по-своему свободно от гнета идеологии в собственном смысле слова. Полная свобода общения (планетарная цивилизация постиндустриальной эпохи) и культивирование самого предела общения (замкнутый социум традиции) равно враждебны всем предвзятым мнениям, всем идеологическим предрассудкам» .

Л.С. Васильев, признаваемый в качестве «известного синолога» в отечественной науке , напротив, постоянно рассматривает развитие древнекитайского общества в связи с европейской историей , проводит частые параллели с социально-политическим или идеологическим опытом российской «модернизации» или развития китайской революции в XX веке . Но и с этой стороны он приходит к выводу о приоритетном влиянии массового сознания на развитие политической системы древнего Китая и предлагает признать силу идеологии, которая «овладев массами, оказывается в состоянии повернуть ход истории» .

В отдельную категорию следует выделить использованные в нашей работе монографии зарубежных китаистов. Их общей особенностью по сравнению с отечественной китаистикой является внимание к конкретно-историческим явлениям китайской культуры, и, отсутствие интереса к проблеме обнаружения в древнем Китае «частной собственности» или «классов». Этот подход разделяется в творчестве В.В. Малявина. В то же время, зарубежные китаисты более раскованы в глобальных исторических обобщениях, отмечая сходство цивилизационных процессов в древнем Китае, античности и западных странах новейшего времени. Если В.В. Малявин убежден, что «нарисовать в рамках одного тома и силами одного человека полную и совершенно объективную картину одной из самых древних и утонченных цивилизаций мира - цель едва ли достижимая», то, ограниченные по объему монографии Р. Крюгера и Ж. Жерне ставят, по сути, именно такую цель. Но объединяет их как китаистов уважительное отношение к феномену древнего Китая. В.В.Малявин избегает сопоставительного анализа, а европейские историки, работая в научно-популярном жанре, стремятся для наглядности анализа поставить в один ряд явления китайской культуры и европейской цивилизации. Но это уважительное отношение, подчеркивающее первенство китайской культуры в освоении многих современных ценностей. В этом плане характерна работа немецкого историка Рейна Крюгера «Полная история Поднебесной» . Рассматривая спор китайских философов периода Ранней Хань он называет их «реформистами» и «модернистами» : «Государственные монополии и государственное регулирование, которые, по утверждению модернистов, перераспределяли прибыль в пользу государства и способствовали стабилизации цен, на самом деле лишь приводили к появлению некачественных товаров и усиливали расслоение между богатыми и бедными - расточительство и роскошь одних соседствовали с нуждой других, причем это наблюдалось не только в столице. Реформисты сожалели об использовании трудовой повинности в промышленном производстве, поскольку, как и их предшественник Шан Ян, верили, что процветание Китая связано с сельским хозяйством, а не с промышленностью - именно такого мнения придерживался Цицерон во времена Римской республики, а также Джефферсон в первые годы существования США, восемнадцать столетий спустя» . Такой характер повествования близок к творческой манере Л.С. Васильева.

К той же группе относятся комплексное исследование об истории культуры Китая ханьской эпохи Майкла Лёве . Для анализа системы государственной власти в Китае эпохи Хань из этой монографии были использованы глава 2 «Император и правительство» и глава 3 «Чиновничество». Здесь подробно освещается структура государственной власти, функции отдельных ведомств и должностей в системе государственного управления, система экзаменов для чиновников и особенности их социального статуса.

Сочинение французского историка Жака Жерне «Древний Китай», включает материал по формированию предпосылок централизации Китая в эпоху правления династии Хань . Из выводов авторов наиболее интересным представляется мнение о том, что в результат конфликтов периода «воюющих царств» была осознана культурная и идеологическая общность народов Китая, и результатом этого осознания и стало появление великих империй Цинь и Хань .

Небольшую группу составляют отечественные исследования отдельных аспектов развития древнекитайской культуры, политической и социальной истории, источниковедения. Из числа использованных нами изданий этой группы следует выделить сочинения В.П. Илюшечкина , М.В. Крюкова , Л.С. Переломова . О.М. Городецкой , С. О. Кучеры , занимающихся конкретно-историческими исследованиями по истории Древнего Китая.

Завершая обзор использованной научной литературы необходимо отметить, что специальных исследований по специфике китайского государства эпохи Хань нет. Возможно, этот факт объясняется китайским традиционализмом, который заключается в целостном видении мира, присущим китайской цивилизации, где политические навыки поведения, культура, идеология, философия и социальный строй увязаны в одно гармоничное целое. Это подтверждает распространенность таких масштабных по замыслу исторических произведений, призванных описать китайскую культуру как единое целое.

Структура работы. Дипломная работа по изучению специфики китайского государства эпохи Хань состоит из введения, двух глав, заключения и список литературы и источников. Во введении формулируются цель и задачи, выделяются объект и предмет работы, кратко характеризуется литература и источниковая база. В первой главе дается анализ предпосылок формирования китайской империи династии Хань. Во второй главе рассматриваются особенности политической системы китайской империи периода династии Хань. В заключении подводятся итоги работы.

В период Чжаньго (V-III вв. до н.э.) намечается специализация ремесленного производства по отдельным районам, возникают новые его отрасли. Стремительно развиваются товарно-денежные отношения. Распространяется монетная форма денег. Формируется новый социальный слой «торговых людей» (шанжэнь) , у которых преимущественно и скапливаются свободные денежные средства. Появляются торгово-ремесленные города с полумиллионным населением. Несмотря на трудности внутренней и внешней торговли, связанные с таможенной политикой царств, товарный рынок сильно вырос повсюду.

Развивающаяся торговля требовала разработки устойчивого денежного эквивалента . С расширением денежного обращения получило развитие ростовщичество. Все это вело к резкому имущественному расслоению общины, в ней появляется категория малоземельных семей, у которых, по образному выражению источников, «нет места, куда воткнуть шило» . В царстве Цинь общинников, которые потеряли землю - как «лодырей, впавших в бедность из-за собственной лени», - обращали в рабство. Впервые общественное мнение, от лица сторонников закона (фацзя), которые получили название «легисты», выдвигает постулат: «Бедность - это порок». «Нерадивые и ленивые впадают в бедность, трудолюбивые же - богаты», - заявляет философ-легист Хань Фэйцзы . В эпоху Чжаньго создаются крупные частные хозяйства, как сельскохозяйственного профиля, так и ремесленно-промысловые, рассчитанные на рынок. Мощный стимул получает частное рабовладение.

Источники дают сведения о существовании в это время различных форм рабства. В зависимости от источника рабства, пола и возраста, принадлежности частным лицам или государству изменялось и наименование рабов. Наиболее употребительными терминами рабства были ну, бэй и тун. Термин ну означал раба-мужчину, бэй - рабыню, ну-бэй - рабов вообще. Термин тун по большей части применялся по отношению к молодым рабам, принадлежавшим частным лицам и обычно занятым в хозяйстве, ремесле и т. п. Нередко рабовладельцы владели сотнями тун. Уже само их число показывает, что они не могли быть только домашней прислугой. Такие термины, как ши, фу, цзе, обычно обозначали домашних слуг. Часто термины рабства употреблялись в сочетании друг с другом: например, ну-бэй, фу-бэй, тун-ну, пу-ну и т. п. Во многих случаях им предшествовали такие определения: гун - дворцовый, цзя - принадлежащий частному хозяйству, семье .

Существовали две основные категории рабов: рабы частные и рабы государственные, причем для данного периода характерно развитие частного рабовладения.

Основными источниками рабства были порабощение военнопленных и осуждение за преступления. В целях классового угнетения потомственная, родовая по своему происхождению аристократия, заинтересованная в сохранении в классовом обществе пережитков первобытнообщинного строя, стремилась закрепить старые обычаи и нормы. Нарушение древних традиций и законов каралось обращением в государственных рабов и преступника, и членов его семьи. Теперь в связи с усилившимся разложением общины и укреплением права частной собственности появились новые, более суровые законы, направленные против бедных, воров и «разбойников». В рабство стали обращать неимущих бедняков, бездомных и бродяг, По свидетельству Сыма Цяня, в середине IV в. до н. э. в царстве Цинь «все неудачники и те, кто беден из-за лени, были отданы в рабство вместе с женами и детьми» .

С разложением общины и разорением общинников развивалось долговое рабство, которое с этого времени становится одним из основных источников частного рабовладения. Акт продажи свободного в рабство, как и вообще акт покупки раба, оформлялся составлением покупного контракта, так называемого даньшу, который хранился у рабовладельца .

Рабы стали широко использоваться на промыслах, в ремесле, на строительных работах, в скотоводстве. Появились крупные частные рабовладельческие хозяйства. Отдельные рабовладельцы имели по нескольку сотен и даже тысяч рабов. По свидетельству Сыма Цяня, в царстве Ни, где рабовладение было менее развито, чем в других царствах древнего Китая, некий Дяо Цзянь приобрел огромное состояние, используя труд рабов, в том числе и рабов-военнопленных (ну-лу), на рыбной ловле, в соляном промысле и при перевозке грузов .

В источниках, относящихся к рассматриваемому периоду, рабы в целом ряде случаев выступают как главный вид собственности и основной критерий богатства. Так, приводя биографию Чжо-ши - крупнейшего собственника железоделательных мастерских из Линьцюна, жившего в III в. до н. э., Сыма Цянь отмечает, что его богатство «достигло 1000 рабов (тун)» . В другом месте Сыма Цянь приводит следующие данные о богатых людях, проживавших в том же Линьцюне спустя несколько десятилетий: «В Линьцюне было много богачей. Чжо Вин-сунь имел 800 рабов (туи). Чэн Чжэн - несколько сотен» .

Пределом тяжкой участи в источниках выступает в это время, по выражению философа-легиста Хань Фей-цзы «горестный труд раба» .

Знаменательно, что именно в период Чжаньго в этико-политических учениях зазвучала «тема народа», и именно с этого времени проблема долгового рабства и кабальных займов стала превращаться в общественную проблему .

Распространение рабовладельческой эксплуатации разлагает общину изнутри. Поля обедневших семей из числа неоплатных должников фактически переходили в руки их кредиторов - богатой общинной верхушки. В ряде царств официально была разрешена купля-продажа земли и предпринимались другие меры, объективно расчищающие путь частнособственническим и товарно-денежным отношениям. Высшей точки эти перемены достигли в реформах Шан Яна. Шан Ян опирался на новую знать, не связанную с родовитым происхождением, и на зажиточные слои общины, для которых открылись возможности приобретения полей и рабов. Государство Цинь и само становилось крупным собственником земли и рабовладельцем. Правом изготовления вооружения пользовалось только государство. Военные - обладатели чиновничьих рангов - составляли самый привилегированный слой циньского общества. Шан Ян был убежденным сторонником всенаправляющей силы юридического закона, одним из основоположников школы легистов - фацзя. При этом проблема взаимоотношения права и власти решалась им в пользу самодержавной формы правления . Только такая система могла удержать китайское общество от угрожавшего ей в результате имущественного расслоения социального хаоса силой государства. Хотя традиционная китайская община превращалась в самоуправляющееся сообщество земельных собственников, владевших полями по праву принадлежности к общине , противостоять произволу новой имущественной знати, разбогатевшей на рабском труде и явно не стесняющейся в выборе средств для обогащения, она уже не могла и потому нуждалась для этой цели в авторитете государства.

Итак, политическая административная централизация стала необходимой в результате социально-экономических сдвигов, происходивших во второй половине I тысячелетия до н.э. Он был связан с развитием товарно-денежных отношений и нарастанием процесс приватизации, который, оказал существенное влияние на развитие имперских тенденций.

Развитие экономики, социальные сдвиги в обществе вызвали резкое обострение внутренних противоречий, прежде всего, активного протеста обездоленных людей, рабов и разоренных крестьян в VI-III вв. до н. э. Так, в книге «Цзо чжуань», являющейся комментарием к летописи царства Лу Чунь цю» («Весна и осень»), которая содержит хронику событий с 722 по 481 г. до н. э., приводятся сведения как об отдельных случаях убийства рабами своих господ, так и о рабских бунтах . Соответственно, и новые слои частных рабовладельцев нуждались в силе централизованного государства.

Как передает философ Чжуан-цзы (369 – 286 гг. до н.э.), вооруженные повстанцы «свободно продвигались по стране, нападали на государства, громили дома, уводили скот и людей» . В источниках, относящихся к периоду Чжаньго, часто встречаются краткие, но выразительные упоминания о «смутах».

Следует сказать, что с усилением власти денег и богатства разрушалась прежняя система наследования должностей. В ряде царств должности чиновников стали продаваться и покупаться, что открыло имущественной знати доступ в государственный аппарат. Оказавшись у кормила правления, представители этой знати стали добиваться проведения реформ для укрепления своего положения. Главной проблемой для сторонников старых порядков в этом новом социально-экономическом явлении - богатстве, быстрыми темпами превращающемся в частную собственность, - является невозможность поставить этот процесс под контроль, особенно в условиях ослабленной государственности.

Это несоответствие норме остро ощущается всеми: и вверху, где могущественные богатые кланы вершат судьбами царств, и внизу, где случайный обладатель драгоценного нефрита дрожит за свою жизнь, а зарвавшегося ся-дафу простые люди ненавидят настолько, что убивают . Конечно, убийство - это крайность. Но ненависть и недовольство распространялись, видимо, вследствие непривычного расслоения общества достаточно широко.

Знаменателен в этом отношении образ народного героя, приведенный философом Мэн-цзы (372-289 гг. до н.э.). Повстанцы - «пагуба всей Поднебесной» в представлении правящих классов - наводили ужас на господ, но вызывали горячее сочувствие у общественных низов. Главари этой вольницы народной молвой прославлялись как подлинные герои. «Сердце - точно бьющий фонтаном источник, силы хватает, чтобы справиться с любым врагом, глаза сияют, как звезды, волосы стоят дыбом. рост богатырский, от лица исходит блеск, губы - чистая киноварь, зубы - ровный перламутр, голос - словно медный колокол набатный» - таким запечатлен философом Чжуан-цзы (369-286 гг. до н.э.) образ защитника обездоленных - Разбойника Чжи . Эти образы «спасителей» появляются в народных песнях именно потому, что в обществе возникает нечто не соответствующее принятой норме. Налоги в пользу власти, знати - это освященная веками норма. И совсем другое дело - труд на богатого выскочку, правдами и неправдами разбогатевшего и вставшего над обычными земледельцами. Люди привыкли к определенной норме, и любой выход за ее пределы не мог не рождать недовольство и даже озлобление . Приватизация рождала новых людей, она объективно создавала простор для деятельности энергичных и инициативных, жестоких и беспринципных, сильных и бесцеремонных. Именно они, богатея и обзаводясь имуществом, выходили на передний план и громко заявляли о себе. Естественно, что они не пользовались любовью, но, напротив, рассматривались в качестве угрозы исторически сложившемуся традиционному обществу. Это видно не столько из прямых свидетельств, сколько из косвенных - но зато весьма громко прозвучавших - данных. Здесь имеются в виду, прежде всего оценки мыслителей, хорошо улавливавших тенденции развития современного им общества.

С усложнением социальной структуры на фоне общего прогресса, достигнутого в разделении труда, в частности с высоким уровнем отделения умственного труда от физического, органически связано возникновение в этот период интеллигенции - странствующих проповедников и бродячих мудрецов, происходивших из различных слоев . Эта «духовная элита», вырвавшаяся за рамки интересов отдельных царств, ознаменовала собой появление в обществе совершенно новых духовных сил, вызванных к жизни развитием индивидуально-личностного начала, но следующих идеалам наследственной аристократии, способной духовно противостоять давлению новой имущественной знати: «Каждой вещи изначально свойственно ее особое качество, и каждая вещь имеет свои возможности» - утверждает мудрец Чжуан-цзы и напоминает современникам, увлеченным борьбой за власть и богатство: «Мудрый хранит правду в себе, а обыкновенные люди ведут споры чтобы похвастаться своими знаниями» .

Бурная эпоха Чжаньго была насыщена драматическими военно-политическими событиями, вызывает напряженный духовный поиск в китайском обществе. Никогда, ни до, ни после, на протяжении древности и средневековья общество Китая не знало такой напряженности интеллектуальной жизни, захватившей все слои свободного населения, такой плодовитости в создании морально-этических, идейно-политических и философских учений, такой активности выражения общественного мнения. На городских площадях, на улицах и в переулках, во дворцах правителей и домах знати открыто происходили многолюдные диспуты идейных соперников. В эту эпоху «соперничества ста школ» - как ее называют источники - складываются важнейшие древнекитайские литературно-философские направления, служившие сотням последующих поколений своего рода «недосягаемым образцом» культурного наследия китайской цивилизации .

Политическое объединение страны при Цинь Шихуанди, узаконение в масштабах всей империи частной собственности на землю, последовательное осуществление территориально-административного деления, фактическое разделение населения по имущественному признаку, проведение мероприятий, способствующих развитию торговли и денежного обращения, открывали возможности для подъема производительных сил и утверждения социально-политического строя империи - совершенно нового типа государства, вызванного к жизни всем предшествующим общественно-экономическим и политическим развитием древнего Китая. Длительное, почти пятивековое существование на территории Восточной Азии огромной Ханьской империи опровергает распространенное мнение об эфемерности древних империй. Анализ причин столь длительного и прочного существования державы Хань приводит к следующим результатам.

Высшие чиновники менялись не часто, поскольку постоянство было залогом их нормальной работы. А в ее эффективности было заинтересовано большинство «старых» и «новых» слоев, переживших хаос эпохи «воюющих царств» и потому нуждающихся в сильном государстве. Эти соображения ограничивали сепаратизм местной аристократии и облегчали центральному правительству установление контроля над провинциями Китая.

Власть в провинциях была представлена двумя типами административных объединений - областями и царствами. Областями управляли губернаторы, которые назначались центральным правительством, а во главе царств стояли правители. Среди них выделялись кровные родственники императора, причем по закону умиравшему правителю должен был наследовать сын. Однако, на практике все назначения местных правителей проходили под руководством центрального правительства. Назначаемый из центра помощник правителя постоянно контролировал управление как царствами, так и областями.

Чиновники, ответственные за выполнение различных правительственных задач, были ранжированы в зависимости от круга их обязанностей в префектурах, уездах или округах. В большинстве случаев назначения на местах проводили провинциальные, а не центральные власти.

Создание массовой опоры политическому движению за создание империи происходит в результате изменения социальной структуры и роста политического влияния служилой знати – ши, которая в борьбе с феодальной аристократией могла усилить свое политическое влияние только в результате политической централизации и постоянных внешних завоеваний. Полученный в результате этих процессов толчок для развития производительных сил обостряет проблему внутриполитической борьбы империи Хань против концентрации частной земельной собственности, которая к концу I в. до н.э. она приобретает исключительную остроту.

Отсюда, с одной стороны, следует, что развитие китайской государственности в эпоху Хань представляется возможным рассматривать на основе изменения социальной структуры, происходящие, в свою очередь, в результате завоеваний. Происходящий рост богатства неизбежно разрушает военно-бюрократические принципы государственного управления и политически усиливает новые социальные слои частных собственников-рабовладельцев. Попытки государства поставить эти процессы под контроль и ввести уравнительное землепользование в ходе реформ Ван Мана приводят к столь сильному росту власти и злоупотреблений со стороны государственного аппарата, что это вызвало небывалый социально-политический кризис. Политика нового правительства Гуан У-ди направлена на восстановление социальной стабильности: часть рабов получает свободу, императорская власть начинает опираться на зажиточные слои горожан, свободных крестьян-общинников, а также мелких и средних феодалов. Но такая социальная база сопутствует также процессам централизации и в Западной Европе.

Устойчивость китайской империи эпохи Хань, невозможно объяснить только изменениями в социальной структуре, поскольку именно эти изменения постоянно были основой социально-политических конфликтов. Следовательно, внутреннюю стабильность политической организации китайской цивилизации придает какой-то другой фактор. Мы полагаем, что это государственная идеология, которая практически неотделима от общественного сознания и древнекитайской философии.

В рамках этого культурного единства правитель рассматривался как средоточие космических сил, фокус мирового круговорота; он был призван выполнять миссию благоустройства Вселенной и, следовательно, не мог не обладать моральным авторитетом.

Эпоха централизованных империй Цинь и Хань отмечена тенденцией к выработке синтетически-целостного миросозерцания. В этот период сложился комплекс официальной идеологии, в рамках которого было сведено воедино наследие классических школ философско-политической мысли, а также космологические и религиозные идеи древнего Китая. Новая идеология была вызвана к жизни нуждами имперской государственности.

Важнейшие политические учения доимперской эпохи - конфуцианство и легизм - напрямую служили интересам имперской администрации: если конфуцианство с его приматом этики создавало отношения доверия между служилыми людьми, то легистская доктрина, ориентировавшаяся на технику управления, оказала решающее влияние на принципы организации государственного аппарата. Даосизм тоже внес свой вклад в обоснование тождества власти, мудрости и святости в императорском Китае.

Совмещение таких неоднородных традиций культуры и идейных течений стало возможным на основе признания исключительного значения символизма в человеческой практике. В классической культуре Китая акцент на ритуальном, то есть символическом действии как таковом, в известной степени, даже заслонял собой собственно идеологические мотивы. Империя как конкретное государство только символизировала собой «Небесную» империю, власть отделялась от ее физических представителей. Отсюда, специфическое для китайской государственности сосуществование магико-религиозных концепций власти императора и чисто светской теории бюрократического государства. Империя в глазах ее идеологов была проявлением всеобъемлющей и притом священной по своей значимости гармонии бытия, и каждая деталь ее устройства получила в ханьскую эпоху свой небесный прототип. Эта концепция прочно закрепилась в общественном сознании, что объясняет удивительную устойчивость политической организации Китая не только эпохи Хань, но и последующих периодов. Концепции власти свойственно нравственно-политическое «равновесие». Неподчинение власти рассматривалось не просто как государственное преступление, но как святотатство, и в то же время, свержение династии в результате народного восстания рассматривалось как возмездие Неба за пренебрежение государя народными нуждами.

Таким образом, поиск специфики развития китайского государства эпохи Хань привел к заключению, что основная особенность китайского государства эпохи Хань выражается в единстве содержания государственной идеологии и структуры государственного аппарата. Оно определяется происхождением структуры власти из непосредственных нужд древнекитайского общества, жизненно заинтересованного в централизованном обеспечении стабильности и баланса интересов различных политических сил. В структуру власти китайской империи Хань органично входит не просто иерархия бюрократического аппарата с соответствующим каждому рангу власти объемом полномочий, привилегий и обязанностей, но и принцип обожествления власти императора Поднебесной, требующий беспрекословного подчинения его воле, выраженной в деятельности всех звеньев аппарата государственной власти. Моральный смысл императорской власти закреплен на уровне политической философии древнего Китая, возводящей порядок и закон на уровень высшей моральной ценности и основного принципа государственной идеологии. Из всеобщей заинтересованности в порядке, сформированной в смутное время «воюющих царств» и закрепленной в системе ритуалов осуществления власти, следует этическое требование подчинения закону как нравственному долгу перед обществом и государством. Государство воспринималось как централизованное оформление интересов общества. Эта взаимосвязь этических принципов и политических интересов определяет прочность китайского государства в эпоху империи Хань.

5. Лицзи // История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек. – Мн.: Харвест, 1999. – С. 550-554

6. Чжуан-цзы // История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек. – Мн.: Харвест, 1999. – С. 525-534

7. Цзочжуань // История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек. – Мн.: Харвест, 1999. – С. 564- 575

8. Лао-цзы. Трактат о пути и потенции // История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек. – Мн.: Харвест, 1999. – С. 482-518

9. Хань Фэй-цзы // Из книг мудрецов: Проза Древнего Китая. - М.: Восточная литература, 1987.– С. 209-241.

10. Сыма Цянь. Исторические записки/ Пер. с кит., предисл. и коммент. Р.В.Вяткина. - М.: Восточная литература, 1996.

Литература

1. Васильев К.В. Данные о социальном слое гожэнь в период Чуньцю // Социальные организации в Китае. - М.: Мысль, 1981. – С. 216-223

2. Васильев К.В. Истоки китайской цивилизации. - М.: Восточная литература, 1998. - 244 с.

3. Васильев Л.С. Аграрные отношения и община в древнем Китае. - М.: Наука, 1961. 186 с.

4. Васильев Л.С. Эксплуатация земледельцев и формы присвоения в древнем Китае // Народы Азии и Африки. –1968.– № 6. – С. 12-18

5. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской цивилизации. - М.: Наука, 1976. - 514 с.

6. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайского государства. - М.: Политиздат, 1983. - 466 с.

7. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской мысли. - М.: Наука, 1989. - 385 с.

8. Васильев Л.С. Древний Китай. Т. 1. - М.: Восточная литература, 1995. - 632 с.

9. Вейнберг И.П. Рождение истории: Историческая мысль на Ближнем Востоке середины I тысячелетия до н.э. - М.: Прогресс, 1993. - 361 с.

10. Головачева Л.И. Беседы и суждения Конфуция. Пер. с древнекит. - Рубеж. Владивосток, 1992, № 1. - С. 53-61

11. Городецкая О.М. Искусство портрета в Китае и других культурах мира. Сравнительный анализ // Восток. - 2003. - № 4. - С. 30-42

12. Графский В.Г. Всеобщая история государства и права: Учеб. для вузов. – М.: Норма, 2003. - 744 с.

13. Древние цивилизации. Под общей ред. Г.М. Бонгард-Левина. - М.: Просвещение, 1989. - 729 с.

14. Дьяконов И.М. Якобсон В.А. Гражданское общество в древности // Вестник Древней истории. - 1998. - № 1. - С. 5-17

15. Жерне Ж. Древний Китай / Пер. с фр. Н.Н. Зубкова. – М.: АСТ, 2004. -157 с.

16. Захаров А.О. Проблема понятия государства в отечественной историографии // Восток. - 2005. - № 6. - С. 5-22

17. Илюшечкин В.П. Сословно-классовые общества в истории Китая. - М.: Наука, 1966. - 529 с.

18. История Древнего мира. Ч. II. / Под ред. А.Г. Бокщанина. – М.: Просвещение, 1982. - 472 с.

19. История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек. – Мн.: Харвест, 1999. - 848 с.

20. Кравцова М.Е. История культуры Китая. - СПб.: Алетейя, 1999. - 743 с.

21. Кроль Ю.Л. Сыма Цянь - историк. - М.: Мысль, 1970. - 628 с.

22. Крюгер Р. Китай. Полная история Поднебесной. – М.: Эксмо, 2006. - 448 с.

23. Крюков М.В. Древний Китай в VIII-III вв. до н.э. // История Древнего Востока. / Под. Ред. В.И. Кузищина. – М.: Высшая школа, 1988. - С. 362-369

24. Крюков M.В., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. - M.: Наука, 1978. - 336 с.

25. Крюков М.В., Переломов Л.С., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. - M.: Наука, 1983. - 486 с.

26. Крюков М.В. Формы социальной организации древних китайцев. - М.: Наука, 1967. - 583 с.

27. Кучера С. Древнекитайские тексты цзягувэнь и Шан Шу – зерцало истории и культов Китая эпохи Шан-Инь // Восток. - 2005. - № 6. - С. 22-36

28. Лёве М. Китай династии Хань. Быт, религия культура. / Пер. с англ. С. Федорова. – М.: Центрполиграф, 2005. - 224 с.

29. Малявин В.В. Китайская цивилизация. – М., АСТ, 2001. - 632 с.

30. Переломов Л.С. Империя Цинь - первое централизованное государство в Китае. - M.: Наука, 1962. - 530 с.

31. Переломов Л.С. Конфуций: жизнь, учение, судьба. - М.: Мысль, 1993. - 496 с.

32. Переломов Л.С. Конфуций. «Луньюй». - М.: Восточная литература, 1998. - 317 с.

33. Синицын Е.Л. Бань Гу - историк древнего Китая. - М.: Наука, 1975. - 518 с.

34. Рубин В.А. О датировке и аутентичности Цзо чжуань // Проблемы востоковедения. - 1959. - №1. - С. 17-24

35. История дипломатии. В 3 т. – Т. 1. / Под ред. В.П. Потемкина. - М.: ОГИЗ, 1941. - 569 с.

36. История Востока. Т. 1. Восток в древности / Под ред. В.А. Якобсона. – М.: Восточная литература, 1997. - 688 с.

37. История Древнего мира. Ранняя Древность / Под ред. И.М. Дьяконова и др. – М.: Высшая школа, 1989. - 503 с.

38. Кучера С. Китайская археология. - M.: Высшая школа, 1977. - 317 с.

39. Яншина Э.М. Формирование и развитие древнекитайской мифологии. - М.: Мысль, 1984. - 386 с.